продемонстрировала наяву.

Он мчался прочь. Прочь из жизни, которую совсем недавно приобрёл и которая представлялась ему спокойной и надежной. Он думал остаться здесь надолго — но не получилось.

Досадно, но если раскисать — то вообще не стоит жить. Были и похуже ситуации.

Петляя по извилистым улочкам, он выехал на набережную и, стараясь не снижать скорости, промчался по ней в сторону не работающего по причине межсезонья яхт-клуба.

Его встретил дедок. И удивлённо заморгал глазами.

— Петрович, — торопливо проговорил он, — открывай свою будку. Я загоню туда машину. Пусть побудет у тебя.

— Но… — У Петровича едва глаза на лоб не полезли.

Антон Валерьянович полез в карман куртки, вытащил горсть купюр и, не глядя, сунул их в руку Петровичу:

— Надо, старик, надо. Сделай милость. А я тебя не забуду.

Петрович оторопело посмотрел на деньги, чуть не обезумел от счастья, зачумленно сунул их в карман телогрейки и шустро проковылял к деревянному покосившемуся строению.

— Щас, Антон Валерьянович. То мы разом. Ежели надо хорошему человеку.

Амбарный замок повис на одной петле. Двери со скрипом разошлись в стороны.

Антон Валерьянович юркнул в салон и загнал «Хонду» внутрь, где стояли несколько яхт и вполне хватало места и для его машины.

Заглушив движок, он выбрался из «Хонды» и протянул ключи дедку:

— Держи, Петрович. Если через два дня не вернусь — машина твоя.

У Петровича что-то забулькало в глотке. Он был не готов к таким подаркам.

— Как моя яхта? — тут же, отходя от строения, спросил Антон Валерьянович.

— Так в «отстойнике» она. И не на ходу. Мы уж мотор начали перебирать. К вашему походу… Зима- то…

Антон Валерьянович чертыхнулся. Но думал недолго. Каждая минута, каждая секунда промедления приближала его к гибели.

— А что на ходу? — тут же, выпалил он.

— «Комета». Рыбнадзора нашего. Токо что приехал. И домой пошёл.

— Ключи есть?

— Дык запасные.

— Давай, Петрович, сюда.

Дедок попятился и отрицательно замотал головой.

— Петрович, я тебе машину оставляю, — урезонил дедка Антон Валерьянович. — А ты жмешься. Скажешь, что я тебе в морду дал. И забрал ключи силой. Ну?

— Ды что стряслось-то, Антон Валерьянович? — в ужасе забормотал старик.

— Стряслось. Выручай. Я же тебя всегда выручал, а?

С шумом выдохнув воздух, Петрович махнул рукой, зашёл в здание яхт-клуба, через минуту вышел оттуда и протянул ключи Антону Валерьяновичу.

— Няхай отобрали, — согласился он.

Но Антон Валерьянович уже не слушал Петровича. Огибая камни, он поспешил к причалу.

Его яхта стояла в стороне от причала на отгороженном металлической сеткой участке, где, кроме «Бригантины», находилась еще одна посудина — поменьше.

Антон Валерьянович спрыгнул с камня в море и, не обращая внимания на ледяную воду, пошел вдоль сетки. Со стороны моря в сетке была проделана дыра. Через нее он и добрался до своей яхты. Уцепившись за край борта, подтянул свое тело и забросил его на палубу.

Немного отдышавшись, он поднялся на ноги и поспешил в капитанскую каюту. Там он пробыл недолго. А когда вернулся, в руке у него был металлический кейс.

Он спрыгнул с яхты в воду и тем же путем, каким пришёл сюда, двинулся обратно — на берег.

Когда он выбрался из воды и собрался пробежать к стоявшей у причала «Комете», то понял, что опоздал.

На камнях, на пути к причалу, сидели двое. Мужчина и женщина. Они сидели и мирно беседовали. Он их знал — очень хорошо.

Он дёрнулся назад, но тут же увидел направленный на него зрачок пистолета, который держал в руке мужчина.

А женщина с милой улыбкой, как к доброму знакомому, обратила к нему своё спокойное лицо:

— Здравствуйте, Эдуард Афанасьевич.

Прошло время, и я его все-таки увидела. Конечно, лицо совсем другое, но глаза были все те же. Они, как и взгляд, не подвластны пластической операции.

И что самое интересное — он на самом деле в конце концов оказался на краю. Только не пропасти с негашеной известью на дне. Он стоял на кромке берега. Внизу плескалась вода. И все же ассоциация была. Я мечтала его увидеть вот таким — растерянным, у обрыва в бездну. Что ж, в некотором смысле я это получила.

Слышались удары о причал свинцовых волн. Прекрасный фон, чтобы обескураженное молчание человека, только что выбравшегося из ледяной воды, звучало как признание своего поражения.

— Ты… — только и вымолвил он.

— Я, — не стала оспаривать я сей факт и голосом старика Пафнутьевича проскрежетала. — Не ожидали меня увидеть, коллега?

Мне показалось, что Лазутин сейчас свалится в море и утонет. Рано, голубчик, рано. Мне хотелось еще многое ему сказать. И кое-что выслушать в ответ. Так что, если бы он ухнул на дно морское, пришлось бы его вытаскивать. А жутко не хотелось мокнуть. Слава богу, не пришлось.

Лазутин удержался на краю, лишь зашатался, как от пощечины.

— Не мо-ожет быть, — заикаясь, просипел он.

— Может, — уверила я его. — На несколько размеров больше, свободная одежда, ковыляющая походка. Прекрасная работа визажиста. Умело наложенный грим — и старик-адвокат готов. Разумеется, неплохие актёрские данные у исполнителя роли, — не удержалась я от бахвальства.

— Боже! — Он застонал, затем замычал, наконец, словно о чём-то вспомнив, вытаращил на меня глаза: — А… Это… Рукопись. Ты, что ли, её написала?

— Ну зачем же, — вмешался Кондратьев, довольно поводив стволом у виска. — Писали профессионалы. Три человека. Одну часть писал один, вторую — второй, ну а третью, сам понимаешь, — третий. Причём никто из них не догадывался о существовании соавтора. Каждому давали отдельные задания — сюжетные линии. То бишь отдельные эпизоды, детали. А затем все три части уже четвёртый человек соединил вместе — и получился роман. Полностью отредактированный и готовый к печати. Сейчас многим писателям, дружок, живется нелегко — а мы х-хо-рошо заплатили. Неплохо получилось, да?

— Значит — это ты Чёрный Ворон? — икнул Лазутин.

— Мимо. Не я. Но это неважно. Для тебя уже не важно. Ты меня знаешь как человека, который под дождем сообщил тебе о смерти старикашки — и этого достаточно.

— З-зачем? — продолжая икать, упавшим голосом спросил Лазутин.

— А затем.

Кондратьев резко поднялся, подошел широким шагом к бывшему банкиру и с силой вырвал у него из рук кейс.

— А ты не дёргайся. Я в последнее время стал жутко нервным — палец на спусковом крючке постоянно скачет, — довел до сведения побелевшего человека Кондратьев, возвращаясь с поклажей на