— Так что будем делать?
— А ничего, — отчего-то вдруг повеселел мужчина. — Пока этот чужак нам не мешает. И вряд ли станет мешать, пока мы не доберемся до цели. Ему нужно то же, что и нам.
— Ты так легко об этом говоришь, — неодобрительно заметила она.
— Да. Главное — чтобы мы были первыми.
— Может, на чужака можно выйти, просто просеяв всех наших конкурентов?
— Х-м. — Мужчина внимательно посмотрел на женщину, словно пытаясь определить — что ещё может услышать от нее, а затем вновь устремил взгляд перед собой. — Желающих заполучить то же, что и мы… Не уверен. Хотя можно и попробовать. Правда, иначе.
— Ну вот и попробуй.
— Я тебе сказал об этом по одной-единственной причине — чтобы ты была начеку. Всегда. В любую минуту. Этот чужак проявит себя. Не сейчас. Попозже. Вот тогда ты и ответишь. Это твой козырь.
— Козырь — в чем? — сразу не поняла она.
— В том, что ты знаешь: чужак существует. А вот он… не догадывается, что раскрыт.
— Не до конца знаю, — поправила она.
— Неважно. Сам факт — уже козырь.
Человек сел поудобнее, наклонился, включил негромко автомагнитолу и завел машину.
— Ну ладно. Как тебе вообще все они?
— Вообще не знаю. Пока не увижу в деле — ничего не скажу.
— Вот и посмотришь их в деле… Имеется наводка о сделке с оружием. Как раз подходящий случай, чтоб их оценить.
— Когда? — деловито осведомилась она, словно всё остальное для неё было яснее ясного.
— Завтра вечером. Так что ты подготовь своих бойцов.
— Они такие же мои, как и твои, — недовольно буркнула женщина.
— Не придирайся к словам. — Мужчина взглянул на светящийся зеленым светом на приборной панели циферблат часов и с явным неудовольствием, будто расставаться ему жуть как не хотелось, но заставляла жесткая необходимость, проговорил: — Мне пора. Ты как?
— Сегодня я подежурю здесь. Посмотрю. А завтра пусть они сами за собой наблюдают. Двое бодрствуют, трое отдыхают. По очереди.
— Х-м. — Мужчина задумчиво погладил свой подбородок, будто слова женщины навели его на интересную мысль. — А что… В этом есть резон.
— Думаешь, чужак попытается выйти на связь со своими?
— Вряд ли. До момента, когда мы подберемся к самой цели, и те, кто его заслал, и он сам вряд ли осмелятся рисковать. Будут выжидать. Не пойдут они на связь. Но…
Мужчина многозначительно поднял палец кверху:
— Но выдать себя он может. Странностью, скажем так, своего поведения.
Мужчина не подозревал в ту минуту, насколько он ошибался. Он не мог предположить, что все пятеро, кто в это время находился в зале полуотремонтированного детского сада, вскоре начнут показывать себя именно с этой, иначе и не назовешь, странной стороны. Все пятеро. Как один.
— Трудно на это надеяться, — не поддержала своего собеседника женщина и взялась за ручку дверцы машины. — Лучше выйди на этого чужака, как мы раньше говорили.
Она открыла дверцу, ступила на дорогу, затем обошла машину и остановилась со стороны водителя. Тот приспустил боковое стекло, высунул голову:
— Что-то ещё?
— Завтра мне нужно быть дома. Сам знаешь. Так что ты не опаздывай.
— Я не опоздаю. Будь осторожна.
— За меня не беспокойся.
Женщина развернулась и своей упругой походкой двинулась назад к зданию бывшего детского сада.
Мужчина проследил за ней тревожным взглядом. Вскоре взгляд этот стал недобрым, каким-то недоброжелательным. Словно ему что-то не понравилось в поведении женщины, либо самому ему предстояло совершить в отношении её нечто недоброе, что никак не могло его радовать.
Она не удивилась, когда из зала, затравленно озираясь, выскользнул кавказец. Он тихонько прикрыл за собой дверь, обернулся и только тут заметил её — она выходила из-за поворота коридора.
— Спешишь куда, чернявый? — поинтересовалась женщина.
Аслан вытянулся в струну, торопливо поправил на себе чёрные в обтяжку штаны, темную рубашку со стоячим воротником и только после этого обрёл дар речи.
— Слить надо, да. Сама гаварыш… Сцать — выха-ды в туалет.
— Ну-ну. Выхады, выхады.
Скрежетнув зубами, кавказец двинулся к комнате, на которой висела заляпанная белой штукатуркой табличка «ТУАЛЕТ».
Женщина проводила взглядом Аслана, затем зашагала к двери зала.
Здесь коридор разветвлялся надвое. А на стыке, вплотную к стене коридора, по которому прошла женщина, стоял диван, накрытый целлофаном. Скорее всего на нем отдыхали рабочие, они же и держали его в чистоте.
Она стащила целлофан, убедилась, что потрепанная временем обивка дивана относительна чиста, и уселась на скрипнувшее пружинами сиденье.
Аслан появился через несколько минут, взглянул на расположившуюся у входа в зал женщину и презрительно хмыкнул:
— Старожыт будэш?
— А на хрен? — нарочито грубо ответила она. — Никуда вы не денетесь. Пока не получите деньги.
— Эта да. Дэньги — эта ништяк. Бэз дэнег — идти нэкуда, — согласился кавказец, а затем, дерзко глядя ей в глаза, спросил: — Тэбе идти нэкуда, да?
— Топай на место, чернявый. Когда надо — я уйду. Когда надо — буду тут. Не тебе мне указывать. Твоё дело выполнять. Все, что скажу. Без лишних тупых вопросов.
Аслан насупился. Взявшись за ручку двери, он не спешил входить обратно в зал. Словно решая, ответить что-то этой вздорной бабе или нет. Но, по-видимому, вспомнив их недавнюю стычку, либо потому, что его дело здесь — слепо повиноваться, он не стал больше ничего говорить, лишь сверкнул мстительно глазами и скрылся за дверью.
Она откинулась на спинку дивана, заложила руки за голову и уставилась в окно на противоположной стене.
На улице темнело. И на небосводе уже была видна луна, которая мертвым взглядом через стекло смотрела прямо на нее.
В какой-то момент она прикрыла глаза и задремала. Ей слышалось чавканье, доносившееся из глубины зала, и она подумала, что кто-то еще дожевывает пищу, а потом и это чавканье прекратилось — дрема взяла свое.
Сон у неё был чуткий. Правда, проснулась она не от того, что раздался шум.
Шума не было. Просто словно кто-то невидимый толкнул ее в бок, как бы заставляя насторожиться и обрести бодрое состояние.
За стеклом было темно. Кроме луны, на неё сквозь окно смотрели уже и звезды.
До нее донесся запах табачного дыма, который плыл из щелей прикрытых дверей зала.
Кто-то курит, пронеслось у неё в мозгу. Она встала и осторожно подошла к двери.
Двери были не сплошь деревянными, каждая створка посередине была застеклена витражом. Она вгляделась сквозь разводы витража, и ей показалось, что она видит у окна зала темный силуэт.
«Вот как», — неизвестно по поводу чего или кого многозначительно произнесла она про себя. Затем отошла к дивану, уселась на него и вновь заложила руки за голову.
Сон больше не приходил. Нахлынувшая вмиг тревога не позволила ей впасть в сонное забытье. Даже