чуть не под нос оторопевшему Вадиму. – Не получится! Ты знаешь, кто были его клиенты? Ну так вот, прочти и забудь!
Он чиркнул на листке несколько слов, пододвинул к майору.
Вадим прочел… и понял, что действительно лучше не распространяться на эту тему.
– Так что имей в виду. – Листок был смят и брошен в пепельницу. – Дело это на контроле на са-амом верху. И тут уж всякое может быть. Почем ты знаешь, может, через Гроссмана до… клиентов добраться хотели. Мало ли…
– Тогда это не наш профиль… – робко начал майор, но осекся, поймав недовольный взгляд шефа.
– Не умничай! Если что, дело у нас, само собой, замрут. А пока ты мне железно не докажешь, что этот содомит (побывав на Афоне, генерал приобрел склонность к старомодным оборотам речи) себя прирезал из неразделенной любви к Шварценеггеру, то будешь рыть носом землю!
Сконфуженный поведением генерала – тот прежде обходился без откровенного хамства, Вадим вернулся к себе и принялся изучать подборку материалов, подготовленную все тем же Кукушкиным.
Фирма, которой заправлял потерпевший, была действительно весьма старой и солидной.
Антикварный бизнес семейства Гроссманов начался еще в позапрошлом (м-да!) веке с прадедушки усопшего – Аарона Гроссмана. Оный был обладателем двух магазинов в Одессе и Санкт-Петербурге, двух особняков и титула купца второй гильдии. Приписка гласила, что поднялся он в основном на золоте, выкапывавшемся тогдашними «черными археологами» из скифских курганов на землях от Тамани до Тавриды. Впрочем, не брезговали и подделками.
Вадим поднял брови в удивлении: Аарон Гроссман, основатель дела, был каким-то боком причастен к знаменитой афере с фальшивой короной скифского царя Скиллудра, два года выставлявшейся не где- нибудь, а в Лувре! Эта история вошла даже в учебники криминалистики и выплыла на свет божий лишь потому, что старый ювелир Шломо Шмульц, подвыпив, проговорился в кабаке, что, мол, его работу никакие профессора не просекли… И бедняга Шмульц, и мелкие сошки пошли по этапу, но господин Гроссман вывернулся и даже свидетелем не проходил.
Загадка…
Хотя, Вадим усмехнулся, особой загадки нет, разве что – сколько дали на лапу представителям неподкупной Фемиды.
После Октябрьской революции глава семейства ухитрился со своими домочадцами и богатствами оказаться в Риге. Там дела пошли не очень хорошо, и почти разорившийся Аронас Гросманис скончался в 1939 году, оставив пошатнувшееся дело старшему внуку Янису (куда девались сыновья старика, указано не было, да и неважно). А в 1940 году внук господина Аарона поступил неожиданно, а именно: добровольно сдал в казну все оставшиеся у него сокровища и переехал в Москву, где пристроился в Пушкинский музей экспертом…
Как выяснилось всего через год, он сделал весьма мудро.
Чем занимался Янис Гроссман между сорок первым и сорок пятым – неизвестно. Но Вадим подозревал, что не бедствовал, – не верится, что не оставил господин-товарищ антиквар себе заначку на черный день. В сорок шестом опять в Риге – занимается инвентаризацией художественных ценностей, включая вывезенные из Германии. Убит, предположительно «лесными братьями», в пятьдесят четвертом. А в пятьдесят пятом у него родился сын Отто. Воспитывали мать и прабабушка, вдова Аарона Эсфирь Гроссман, урожденная Шмулевич – своего рода живая легенда рижского антикварного мира.
«Своего рода живая легенда рижского антикварного мира» – перечитал майор еще раз.
Довольно подробная, однако, справка – и где раскопали? В посольство, что ли, запрос сделали? И откуда такой художественный слог? Наши все норовят про «дохлый труп мертвого человека»…
Дальше – Ленинградский университет, специализация – история искусств… Ага, вот оно! Вот откуда и почему такая подробная информация.
В семьдесят седьмом году Гроссман Отто Янисович, младший научный сотрудник Латвийского государственного музея, задержан за попытку продать иностранцам предметы из все тех же скифских курганов. «В составе организованной группы». Прошел свидетелем, а подельники получили по десятке.
В восемьдесят третьем привлекался по делу музейных воров и контрабанде художественных ценностей. Уголовное дело против искусствоведа Гроссмана О. Я. прекращено за недостатком улик.
Восемьдесят восьмой год – уже серьезнее: нападение на машину, перевозившую картины из Эрмитажа. Один труп, двое тяжелораненых, пытались отстреливаться от милиции. Главарь банды получил высшую меру, остальные – по пятнадцать лет. Гроссман вертится вокруг этих людей, но проходит свидетелем.
Отложив бумаги, Вадим глубоко задумался. Ясно, что все не просто так.
Даже сейчас на такое везение не хватит никаких денег. Или, может, дело в другом? Может, он просто был стукачом высокого класса, сдававшим своих клиентов органам?
И больше того – вполне вероятно, не в угрозыск их сдавал, а хм… в другое ведомство, которое нынче опять в силу вошло? Но если так, становится понятным, отчего наверху не верят в «самоубийство».
В 1990 организовал предприятие «Рижский антиквариат» и быстро пошел в гору. На какие деньги? Ну этот вопрос многим современным воротилам бизнеса можно задать!
Уже через год – филиалы в Москве, Питере и Стокгольме, участие в «Сотбис» и Амстердамских торгах…
И все.
Ни у налоговой инспекции, ни у российской прокуратуры никогда за прошедшие пятнадцать лет не возникало проблем с детищем Гроссмана или, что вернее, у него с ними.
Да, просто идеально чистое дело. И, как говорят в плохих детективах, – это и подозрительно!
Но, тем не менее, скандальных разоблачений в прессе не имелось, с «органами» или мафией конфликтов не было.
Кстати, насчет мафии…
Вадим поднял трубку и набрал номер Кукушкина.
– Привет, это Савельев. Давно хотел спросить: а кто крышевал «Рижский антиквариат», не подскажешь?
– Ты смеешься, что ли?! – ответил Михаил. – Это ж иностранная фирма, кто ж ее крышевать будет? Да и к тому ж у него половина наших авторитетов отоваривалась.
Несколько обескураженный сыщик пожал плечами и принялся изучать дела двух главных фигурантов и ближайших кандидатов в подозреваемые.
Итак, Толстунов Жан Демьянович, пятьдесят пятого года рождения, сверстник покойного, уроженец города Москвы. Образование высшее, разведен, имеет сына. Единственный отпрыск видного деятеля «секретной» науки, избалованный родителями сверх меры, он, несмотря на старания отца, к науке оказался непригоден. Пристроенный по звонку в Физтех и МИФИ, Жан Толстунов последовательно вылетел оттуда и лишь в Художественном институте сумел как-то зацепиться. Карьера искусствоведа шла ни шатко, ни валко, пока в 1990 году он не вошел в состав правления московского представительства «Рижского антиквариата», а потом и возглавил его.
И преуспел, как видно.
Мог ли быть убийцей Гроссмана?
Пожалуй, нет. Конечно, Жан Демьянович запросто мог бы прийти к шефу домой, сославшись на какое- то важное срочное дело. Но вот так качественно прирезать… Нет, ни физической силы, ни храбрости для этого у него не имеется.
Бельков. Тут информации почти не было. Школа, погранвойска, Высшее Алма-Атинское пограничное училище, служба в Прибалтийском пограничном округе, в ноябре девяносто первого – по понятным причинам демобилизация в чине капитана и переезд в Москву, разведен, детей нет. Так, любопытно – а уже через буквально два с небольшим месяца взят Гроссманом на работу. Между прочим, службу проходил вблизи родных краев шефа – не это ли сыграло решающую роль при найме? Или совместные дела еще до того?
Но какие совместные дела могут быть у пограничника с антикваром? Да всякие.
