В 1883 такой же приказ последовал относительно Горного института, в 1884 – об институте Путей Сообщения[730]. – В 1885 был ограничен десятью процентами приём евреев в харьковский Технологический институт, а в 1886 – полностью прекращен их приём в харьковский Ветеринарный: так как «г. Харьков всегда был центром политической агитации, и пребывание в нём евреев в более или менее значительном числе представляется вообще нежелательным и даже опасным»[731].

Так – мнили ослабить удары революционных волн.

В России 60-70-х годов XIX в. при широкой поступи реформ – не было ни экономических, ни социальных оснований для интенсивного революционного движения. Но именно при Александре II, от самого начала его освободительных шагов, – оно и началось, скороспелым плодом идеологии: в 1861 – студенческие волнения в Петербурге, в 1862 – буйные пожары от поджогов там же и кровожадная прокламация «Молодой России», а в 1866 – выстрел Каракозова, начало террористической эры на полвека вперёд.

И именно же при Александре II, когда столь ослаблены были ограничения еврейской жизни в России, – начинают встречаться еврейские имена среди революционеров. Ни в кружках Станкевича, Герцена-Огарёва, ни среди петрашевцев ещё не было ни одного еврея, (Мы не касаемся Польши.) Но в петербургских студенческих волнениях 1861 уже встречаем Михоэласа, Утина и Гена. Утина же мы затем видим в кружке у Нечаева.

Участие евреев в российском революционном движении требует нашего внимания, ибо радикальная революционность стала растущей стезёй активности среди еврейской молодёжи. Еврейское революционное движение стало качественно важной составляющей революционности общерусской. Количественное соотношение русских и еврейских революционеров в разные годы – впечатляет. Хотя если речь на последующих страницах идёт преимущественно о евреях – то это лишь по кругу нашего обозрения, а не означает, разумеется, что среди русских не было многих и важных революционеров.

В общем, до начала 70-х годов к революционному движению примкнуло весьма малое число евреев, и на второстепенных ролях. (Во многом и от того, что евреев ещё и мало было среди студентов.) Характерно, что, например, Лев Дейч в свои 10 лет в 1866 был возмущён выстрелом Каракозова, себя же ощущал «патриотом». – В русский нигилизм 60-х годов евреи тоже не внесли ведущего вклада, хотя, по своему рационализму, легко и охотно его усваивали. «В среде еврейской учащейся молодёжи нигилизм сыграл ещё более благотворную роль, чем в христианской»[732].

Но уже в начале 70-х важную роль для российского революционного движения начал играть кружок молодых евреев в Вильне, вокруг виленского раввинского училища. (Среди них цитируемый нами в дальнейшем В. Иохельсон, будущий видный террорист А. Зунделевич – оба успешно учились, считались уже раввинистами; будущий издатель венской «Правды» А. Либерман, а также Анна Эпштейн, Максим Ромм, Финкельштейн.) Кружок важный тем, что он был тесно и успешно связан с еврейскими же контрабандистами, и так текла через границу нелегальная литература и сами нелегалы[733].

В 1868 после гимназии поступил в Медико-Хирургическую (позже Военно-Медицинскую) Академию Марк Натансон – с тех пор крупнейший революционный организатор и революционная фигура первого ряда. Вскоре с курсисткой Ольгой Шлейснер (Тихомиров называет её «второй Софьей Перовской», а по времени- то она была первая), своей затем женой, положил основание системе «образовательных», то есть пропагандистских, кружков («подготовительная, культурно-революционная работа среди интеллигентной молодёжи»[734]) по нескольким крупным городам. (Эти кружки несправедливо получили кличку «чайковцев», по второстепенному участнику их Н. В. Чайковскому.) От кружка Нечаева Натансон сразу резко отмежевался (не поколебавшись потом изложить эти взгляды и следователю). В 1872 он поехал в Цюрих к Петру Лаврову (главному наставнику «течения мирной пропаганды», а не бунта), чтобы основать там постоянный революционный орган. В том же году получил недальнюю ссылку в Шенкурск, но, ходатайством тестя, отца Ольги Шлейснер, был переведен под Воронеж, затем в Финляндию – и снова свободен в Петербурге. Здесь застал уныние, развал, бездействие. Объезжал и сплачивал, связывал между собой разрозненные группы – и так основал первую «Землю и Волю» (мало известна, заслонена второю). Ездил и в Западную Европу; для укрепления организации доставал и использовал сотни тысяч рублей.

Натансон, из главных организаторов русского народничества, – самый выдающийся революционер первой половины 70-х годов. В окружении Натансона появился и многоизвестный потом Лев Дейч, а крепчайший народоволец Александр Михайлов считал себя учеником «Марка Мудрого». Натансон лично знал многих революционеров. Он был – не оратор, не писатель, он – организатор, обладал удивительным качеством: его как будто совсем не интересовали взгляды, идеология, он ни с кем не вступал ни в какие теоретические споры, был в мире со всеми направлениями (кроме крайних ткачёвцев, предшественников Ленина), каждого вставлял в организацию соответственно его способностям и на что он может пригодиться. В годы непримиримых разногласий между бакунистами и лавристами Натансон предлагал прекратить «спор о музыке будущего», а заняться реальными потребностями борьбы. – Летом 1876 он устроил сенсационный побег Петра Кропоткина из военного госпиталя на рысаке «Варваре» (ещё не раз потом знаменитом). В декабре того же года задумал и состроил первый публичный митинг у Казанского собора (по выходе с литургии в день Николая Угодника), куда революционеры все и собрались, – митинг с первой знаменитой речью Георгия Плеханова и первым развёрнутым (Фелицией Шефтель) красным знаменем: «Земля и Воля». Однако в 1877 Натансон был арестован и после трёх лет тюрьмы надолго заслан в якутскую ссылку, устранён от прямых революционных дел до 1890[735].

В кружке «чайковцев» было сколько-то евреев – как в петербургском, так и в московском, киевском, одесском филиалах. (В киевском, в том числе: уже упомянутый П. В. Аксельрод, будущий издатель и датский дипломат Григорий Гуревич, будущие профессора Семён Лурье и Лейзер Левенталь, его брат Нахман Левенталь, две сестры Каминер.) А первый нигилистический кружок Л. Дейча в Киеве «состоя[л] исключительно из еврейской учащейся молодёжи»[736]. – После демонстрации на Казанской площади под судом было три еврея (но не сам Натансон). – По московскому «процессу 50-ти» летом 1877 проходило несколько евреек, агитировавших среди фабричных рабочих. – А в «процессе 193-х» было 13 подсудимых-евреев. – Среди первых народников ещё можно выделить Иосифа Аптекмана и Александра Хотинского, немаловажных членов[737].

Натансону же принадлежала идея, чтобы революционеры оседали в народе (крестьянском) и становились бы его мирскими вожаками. Это, знаменитое с тех пор, «хождение в народ» началось с 1873, с кружка «долгушинцев» (Долгушин, Дмоховский, Гамов и др.), где евреев вовсе не было. Затем – «пошли в народ» и евреи. (Тоже и наоборот: в Одессе П. Аксельрод пытался привлечь Желябова к тайной революционной организации, а тот отклонил: он был ещё «культуртрегер» тогда.) – В середине 70-х годов таких «народников» было всего полтора-два десятка, и почти все – не бакунисты, а лавристы. (Только крайние зажигались призывами Бакунина к бунтарству. Таким был Дейч, который вместе со Стефановичем поднимал «чигиринский бунт», обманув крестьян, что царь, окружённый врагами, велел передать народу: свергать эти все власти, захватывать земли и ставить вольный строй.)

Интересно отметить, что почти никто из еврейских революционеров тех десятилетий не пошёл в