гибели на стальных полотенцах. Несли подальше от людских глаз - в глухоманную поморскую бухту'.

'12 июля ПЛ С-80 положена на грунт на глубине 51 метр в бухте Завалишина губы Териберская, - отмечал в своем дневнике С. Минченко. - На этом закончился первый этап подъемных работ, (заметим, что 12 июля 2001 года судоподъемные работы на 'Курске' только ещё начинались. - Н.Ч.), - а 24 июля, после продувки понтонов, всплыла на поверхность...'

В ходе их выполнения много времени было потеряно из-за штормовых погод и других непредвиденных обстоятельств и ситуаций, которые иногда ставили под сомнение самоё возможность продолжения работ и успешного их завершения. Но следует отметить, что в любых сложных ситуациях всегда находились правильные, иногда нетрадиционные решения.

Успех подъемных работ в открытом море был завоеван не только 'везением' (как говорили некоторые специалисты), но и умением.

'В их жилах не свернулась кровь...'

Минченко вспоминает:

'С-80 перетащили в безлюдную бухту Завалишина, что под Териберкой, и поставили на понтоны. Как быть дальше? Специалисты из минно-торпедного управления уверяли государственную комиссию, что при осушении отсеков торпеды, пролежавшие столько лет под водой, при перепаде давления могут взорваться. Они почти убедили руководство не рисковать и подорвать лодку, не осушая её, не извлекая тел погибших. При этом терялся весь смысл напряженнейшего труда - поднять корабль, чтобы выяснить причину гибели!

Однажды вечером ко мне приходит минер, капитан 2-го ранга (фамилию, к сожалению, не помню): 'Разрешите, я проникну в первый отсек и приведу торпеды в безопасное состояние!' Риск огромный, и все- таки я разрешил. Ночью отправились с ним на С-80. Кавторанг, одетый в легководолазное снаряжение, скрылся в люке. Я страховал его на надстройке. Наконец, он вынырнул: 'Все. Не взорвутся'.

Утром - совещание. Докладываю: работать можно. Как, что, почему?! Рассказал о ночной вылазке. Взгрели по первое число за самовольство. Но председателем госкомиссии был Герой Советского Союза вице-адмирал Щедрин, сам отчаянный моряк. Победителей не судят. Отсеки осушили. Началась самая тягостная часть нашей работы: извлечение тел'.

Рассказывает вице-адмирал запаса Ростислав Филонович:

'Мне пришлось первому войти в отсеки С-80. На это право претендовали и особисты, и политработники, но решили, что сначала субмарину должен осмотреть кораблестроитель. Я вошел в лодку с кормы - через аварийный люк седьмого отсека. Тела подводников лежали лицом вниз. Все они были замаслены в соляре, который выдавило внутрь корпуса из топливных цистерн. В первом, втором, третьем и седьмом отсеках были воздушные подушки. Большинство тел извлекли именно из носовых отсеков. Вообще, все тела поражали своей полной сохранностью. Многих узнавали в лицо - и это спустя семь лет после гибели! Медики говорили о бальзамирующих свойствах морской воды на двухсотметровой глубине Баренцева моря...'

То, что открылось глазам Филоновича, даже в протокольном изложении ужасно. Хлынувшая в средние отсеки вода прорвала сферические переборки из стали толщиной в палец, словно бумагу. Лохмы металла завивались в сторону носа - гидроудар шел из пятого дизельного отсека. Вода срывала на своем пути механизмы с фундаментов, сметала рубки и выгородки, калечила людей... В одном из стальных завитков прорванной переборки Филонович заметил кусок тела. Почти у всех, кого извлекли из четвертого и третьего отсеков, были размозжены головы.

Участь тех, кого толстая сталь прикрыла от мгновенной смерти, тоже была незавидной: они погибли от удушья. Кислородные баллончики всех дыхательных аппаратов были пусты. Но прежде чем включиться в 'идашки', моряки стравили из парогазовых торпед сжатый воздух в носовой отсек.

Когда взяли пробы воздуха из 'подушек' в первом, третьем и седьмом отсеках, то кислорода вместо нормальных 22 процентов оказалось: в первом 6,9 процента, в третьем - жилом - 3,1 процента, в седьмом - кормовом - 5,4 процента.

Не все смогли выдержать пытку медленным удушьем. В аккумуляторной яме второго (жилого) отсека нашли мичмана, который замкнул руками шину с многоамперным током... Еще один матрос затянул на шее петлю, лежа в койке. Так и пролежал в петле семь лет...

Остальные держались до последнего. В боевой рубке на задраенной крышке нижнего люка обнаружили тела старпома капитана 3-го ранга В. Осипова и командира ракетной боевой части (БЧ-2) капитан-лейтенанта В. Черничко. Первый нес командирскую вахту, второй стоял на перископе как вахтенный офицер. Кто из них первым заметил опасность - не скажет никто, но приказ на срочное погружение из-под РДП отдал, как требует в таких случаях Корабельный устав, капитан 3-го ранга Осипов.

Тела командира С-80 и его дублера капитана 3-го ранга В. Николаева нашли в жилом офицерском отсеке. По-видимому, оба спустились в кают-компанию на ночной завтрак. Катастрофа разыгралась столь стремительно, что они едва успели выскочить в средний проход отсека...

Рассказывает бывший главный инженер ЭОН, ныне контр-адмирал-инженер Юрий Сенатский:

'В бухту Завалишина, где стояла на понтонах С-80, подогнали СДК (средний десантный корабль). В десантном трюме поставили столы патологоанатомов. Врачи оттирали замасленные лица погибших спиртом и не верили своим глазам: щеки мертвецов розовели! В их жилах ещё не успела свернуться кровь. Она была алой...

Кончина шестидесяти восьми подводников на С-80 была воистину мученической. Врачи уверяли, что на своем запасе отсечного воздуха подводники вполне могли протянуть неделю. Неделю ждать помощи и уходить из жизни в бреду удушья...

- Они пели 'Варяга'! - уверял меня капитан медслужбы Валерий Коваль. Мы пили спирт вместе с остальными участниками 'дезинфекции' С-80 после извлечения трупов, и капитан готов был вцепиться в любого, кто усомнился бы в его словах. - Понимаешь, в кают-компании был накрыт стол... Они прощались. Они пели...

Так ему хотелось... Так он видел'.

Потом погибших уложили в гробы, и СДК с приспущенным флагом двинулся в Полярный, в бухту Оленью.

Когда тела экипажа С-80 были преданы земле, точнее, вечной мерзлоте Оленьей Губы, кадровики совершили свой ритуал - в комнате для сжигания секретных бумаг предали огню удостоверения личности офицеров и мичманов погибшей лодки.

На капитана 1-го ранга Бабашина легла ещё одна нелегкая обязанность: рассылать родственникам погибших подводников их личные вещи. Было куплено 78 одинаковых черных фибровых чемоданов. В каждый положили по новенькому тельнику, бескозырке... У кого сохранились часы - положили и их. Перетрясли баталёрки, нашли письма, книги, фотоаппарат. И поехали по всему Союзу фибровые чемоданы и цинковые гробы с 'грузом 200'. Потом, спустя четверть века, полетят над страной 'цинки' афганцев в 'черных тюльпанах'. А тогда молча, скрытно, секретно хоронили моряков...

С той поры прошло 36 лет. Не бог весть какая древность. Но за это время на флоте сменилось не одно поколение, так что узнать теперь что-либо о погибших чрезвычайно трудно. Лишь отрывочные сведения от тех, кто когда-то сам служил на С-80 или дружил с кем-то из экипажа. Вот что рассказал о капитан-лейтенанте Викторе Черничко его сослуживец капитан 1-го ранга в отставке Бабашин:

'В памяти остался как весельчак, гитарист, лыжник, боксер. Нос, как у всех боксеров, был слегка кривоват, но это даже ему шло... Успеху у женщин эта его 'особинка' не мешала. А вообще-то был добрый семьянин, отец двоих детей. Заядлый лыжник. Иной раз прибегал прямо к подъему флага, сбрасывал лыжи - и в строй.

Высококлассный ракетчик, выпускник Севастопольского военно-морского училища имени Нахимова. Он уже получил назначение на большую ракетную подлодку 651-го проекта. Мог и не ходить в море, но взялся подготовить своего преемника - командира ракетной группы Колю Бонадыкова. 'Последний раз, - говорил, - схожу, и все'. Вот и сходил в последний раз...'

Точные обстоятельства гибели С-80 не установлены и по сию пору. Есть лишь версии, более или менее убедительные.

С-80 относилась к классу средних дизельных торпедных подлодок. Но, в отличие от других (лодок 613