собрал значительное число сабель, и впоследствии за Доном корпус этот нанес несколько сильных ударов коннице Буденного… Успехи эти не могли изменить общего положения и не компенсировали тяжкого урона, нанесенного дисциплине'.

В декабре накануне нового 1920 года (по старому стилю) заканчивалось трехмесячное сражение, начатое большевицким контрнаступлением. Последние резервы Белой армии встали на плацдарме между своими донскими оплотами Новочеркасском и Ростовом-на-Дону.

Левый ростовский фланг закрыли добровольцы, корниловцы и дроздовцы из которых по старой привычке оделись во все чистое, как положено перед битвой насмерть. На правом Новочеркасском фланге сосредоточился 3-й Донской корпус генерала Гусельщикова с его знаменитыми доблестью гундоровцами и остатки других донских частей. По центру ростовско-новочеркасского фронта уперлись уступом 4-й Донской корпус генерала Мамонтова и Сводный корпус из кубанских и терских частей генерала Топоркова с пластунами и двумя офицерскими школами.

На 80-километровом фронте началось беспощадное сражение, как всегда, с многократным перевесом красных сил. На Новочеркасск развернулась конница корпуса Думенко при поддержке двух стрелковых дивизий. Белые казаки ринулись во встречную атаку вместе со своими танками. Красная кавалерия, пехота остановились и побежали. Но их артиллеристы были спокойнее: врезали по танкам и несколько из железных чудищ загорелось…

Замялись казаки, и немедленно уже многоопытный Думенко опять бросил свою конницу вперед. Донцы не выдержали нового удара, стали пятиться в город… Казаки славного Гусельщикова отчаянно дрались за столицу Тихого Дона, которую 'хатой с краю' не желали отстаивать на центральных русских равнинах. Они отбивались весь день, а ночью штурмующие смяли их и казаки сдали Новочеркасск, отошли к Дону.

По центру ростовско-новочеркасской позиции блестяще сражались Мамонтов и Топорков. Они слаженно атаковали, разбив полторы красные дивизии, взяв пленных и орудия. Однако, видя, что происходит у Новочеркасска, опасаясь фланговых ударов, не развили успеха и отошли на исходные.

На следующий день по этому участку обрушилась вся масса Первой Конной армии Буденного, которая с ноября 1919 года была развернута из Конного корпуса именно для противодействия донской и кубанской кавалерии белых. Терская пластунская бригада перед буденновцами не дрогнула, она приняла удар и сражалась пока не погибла почти полностью. Была рассеяна и конница генерала Топоркова. Из его корпуса в открытом поле встали лишь две офицерские школы, решившие показать, как в Белой Гвардии умирают.

Юнкера стояли в каре и залпами били из винтовок по несметным буденновским эскадронам, налетающим на них со всех сторон. Этих юношей, которые получат офицерские погоны только на небесах, красные конники не смогли рассеять. Пришлось большевикам подтянуть артиллерию, которая расстреляла белые каре прямой наводкой.

В этот момент генерал Мамонтов, которому оставалось жить всего несколько недель, сделал свою последнюю ошибку. Ему уже приказали немедленно атаковать красных, но Константин Константинович, зная, что Новочеркасск пал, видя, как геройски, но безвозвратно уходят на смерть последние кубанские и терские части Топоркова, посчитал, что ему надо со своим корпусом отходить: дальнейшее сопротивление казалось бессмысленным. Началась внезапная оттепель, генерал переживал, что вот-вот и переправы станут невозможны. Он так и пытался объяснить необходимость отхода Главному командованию: '… Опасаясь оттепели и порчи переправ…'

Главком Деникин повторно через штаб Корниловской дивизии лично приказал Мамонтову немедленно атаковать. Донской генерал снова не среагировал. Заслуженный казачий вожак генерал Мамонтов бросил фронт на самом его 'донском пятачке' и спешно отступил с корпусом через Аксай на левый берег Дона…

Добровольческие русские полки офицеров и юнкеров на последнем, левом фланге под Ростовом дрались, как собирались, по своему всегдашнему обычаю насмерть. В тот день, когда сдали донцы Новочеркасск и отступили с центральной позиции мамонтовцы, когда были разгромлены кубанские и терские казаки, которых не случайно называют до сих пор православными рыцарями, добровольцы выстояли перед всеми вражескими атаками. Они сумели отбросить и ворвавшуюся в «терский» прорыв буденновскую кавалерию.

Дроздовцы и конники генерала Барбовича перешли в контратаку, отогнав большевиков на семь верст. Но со стороны отданного Новочеркасска советские войска заходили к белым в тыл. В Ростов глубоким обходным маневром ворвалась 4-я кавдивизия Буденного… Уходили с позиции добровольцы все же только по приказу. Корниловцам и дроздовцам пришлось миновать уже захваченные большевиками Ростов-на- Дону и Нахичевань, где русские офицеры в черно-алых и бело-малиновых фуражках пробивались штыками на левый берег Дона.

Так кончился 1919 год. Деникин его оценивал:

'Год, отмеченный для нас блестящими победами и величайшими испытаниями… Кончился цикл стратегических операций, поднявших линию нашего фронта до Орла и опустивших ее к Дону… Подвиг, самоотвержение, кровь павших и живых, военная слава частей — все светлые стороны вооруженной борьбы поблекнут отныне под мертвящей печатью неудачи'.

Последнюю деникинскую фразу всецело можно отнести к судьбе генерал-лейтенанта К. К. Мамонтова. 'Мертвящая печать неудачи' омрачила конец славного мамонтовского пути.

В январе 1920 года Константин Константинович заболел сыпным тифом в Екатеринодаре, куда прибыл для участия в заседаниях Верховного Круга Дона, Кубани и Терека. Генерал-лейтенант Мамонтов здесь умер от болезни 14 февраля. Есть мнения, что К. К. Мамонтов был отравлен. Похоронили донского вожака там же в кубанской земле.

Генерал А. Г. Шкуро находился в течение всех этих событий в отпуске из-за его обострившихся ран, особенно сильно разболелась нога, поврежденная взрывом в доме священника, где они были с Мамонтовым: хромал и не мог ездить верхом.

Человек сколь отчаянный, столь и бесшабашный, Андрей Григорьевич не унывал из-за нападок и смещения его с должности Врангелем хотя бы потому что удостоен был англичанами-союзниками ордена от Его Величества британского короля Георга V. Кавалер этой одной из высших наград Англии — Ордена Бани получал личное дворянское звание 'рыцарь'.

В Таганроге, где была тогда Ставка Деникина, начальник британской Военной миссии генерал Хольмэн пригласил генерала Шкуро в помещение миссии. Там выстроился британский военный почетный караул и генерал Хольмэн, возлагая награду на кубанского генерала, сказал:

— Этот высокий орден жалуется вам Его Величеством за ваши заслуги в борьбе с большевизмом как с мировым злом.

В январе 1920 года в связи с расформированием Кавказской армии генерала Покровского Главнокомандующий А. И. Деникин приказал генерал-лейтенанту Шкуро формировать Кубанскую армию с передачей в нее бывших «кавказских» частей. В это время мы можем в последний раз присмотреться к Шкуро на Гражданской войне благодаря воспоминаниям бывшего начальника Военных сообщений Кавказской армии генерала П. С. Махрова:

'24 января (ст. стиль — В.Ч.-Г.) 1920 года я приехал на станцию Тихорецкая, чтобы представиться Командующему Кубанской армией генералу Шкуро, в ведение которого было официально включено мое Управление.

В штабе армии, в поезде, я встретил моего приятеля генерала Стогова Николая Николаевича, занимавшего должность начальника штаба, и почти всех офицеров, переведенных в штаб Шкуро из штаба Покровского…

Шкуро пригласил меня на завтрак со Стоговым и старшими офицерами его штаба. Завтракали в вагоне-столовой, украшенной волчьими головами. Завтрак был очень скромный, пили мало. Я был удивлен, так как неоднократно слышал, что Шкуро много пьет. Шкуро, Стогов и другие офицеры были в очень хорошем настроении, и будущее на фронте представлялось им в розовом свете.

Шкуро казался беспечно веселым и довольным тем, что Деникину с Верховным Кругом удалось добиться соглашения. После этого Шкуро рассчитывал, что формирование Кубанской армии пойдет быстро