офицера СМЕРШ, позже перебежавшего к американцам:

'Когда мы приехали, на поле уже стоял самолет, готовый к отлету. Возле был грузовик, накрытый брезентом, а рядом собралась группа офицеров СМЕРШа…

Из кабины грузовика медленно вылез старый человек в немецкой форме, на его широких плечах красовались погоны русского генерала, а на шее висел царский орден, какой-то белый крест.

— Это Краснов, — подтолкнул меня локтем подполковник. — А вот это Шкуро. — Я увидел маленького человека в генеральской форме…

— Молодцы англичане! — сказал подполковник. — Наградили Шкуро своим орденом, по имени каких- то ихних святых, вроде Михаила с Георгием, а теперь — нате вам, стоило нам мигнуть — и они тут же доставили голубчика.

Все наши дружно рассмеялись'.

Казачьих генералов долго держали в московских тюремных застенках, изнурительно допрашивая. Суд над ними состоялся 16 января 1947 года в столице в Колонном зале Дома Союзов, где вместе с Красновым и Шкуро в закрытом заседании были племянник Краснова-старшего генерал С. Н. Краснов, генерал князь Султан Келеч-Гирей, генералы Т. И. Доманов и Гельмут фон Паннвиц, который как немец не подлежал выдаче советским, однако пошел на эшафот вместе со своими казаками добровольно, доблестно свидетельствуя свою дворянскую честь. Всех приговорили к повешению.

По одним источникам, казнили генералов сразу после окончания процесса на виселице, сооруженной прямо во дворе бывшего Дворянского Собрания, потом — советского Дома Союзов, здание которого и поныне напротив станции метро «Театральная»; по другим — повесили в чекистской тюрьме на Лубянке.

Одно знаем точно — 78-летний генерал-от-кавалерии П. Н. Краснов и 61-летний генерал-лейтенант А. Г. Шкуро стояли на эшафоте совершенно спокойными: до последнего воевали с советскими, погибали не сдавшимися. С такими же чувствами четверть века назад умирал генерал-лейтенант К. К. Мамонтов.

Это была в Гражданской войне XX века на Руси самая последняя большевицкая казнь казачьих вожаков.

Этой главой заканчивается наша книга, и вспомним цитату, какой сборник начинался в первом очерке, где, хотя и советской терминологией, но верно отмечена возвратность «равнодействующей, которая образовалась от соотношения реальных сил белой коалиции и возможностей в борьбе с РКП (б) и Советской властью»:

«Маятник этой равнодействующей поочередно останавливался то на эсеро-меньшевистской (Комуч), то на эсеро-кадетской программе (Директория), потом он дошел до чистого правого кадетизма (режимы Деникина и Колчака), еще более поправел при Врангеле и, наконец, соединился с черносотенным монархизмом (гене рал Дитерихс)».

Так вот, увенчивающему конец Белого дела в России в 1922 году Правителю Земского Приамурского края генерал-лейтенанту М. К. Дитерихсу предшествовали в 1921 году главком Вооруженными силами Дальнего Востока, атаман Забайкальского казачьего войска гене рал Семенов и его «пара» в этом очерке — начальник Азиатской конной дивизии, монгольский «цин-ван («светлейший князь») генерал барон Унгерн.

Белая борьба в европейской России окончилась в 1920 году, но на наших самых дальних азиатских рубежах белые армии сражались еще долгие месяцы. Генералы Семенов и Унгерн, возможно, от того, что являлись удивительными белыми вождями, выпустили из рук знамя едва ли не самыми последними поединщиками с силами уже целой коммунистической страны. Феномен этой отлично взаимодополняющейся «пары» наглядно иллюстрирует жизненность русского евразийства. «Тандем» родовитейшего наследника европейского рыцарства барона Унгерна и возможного потомка Чингисхана атамана Семенова как бы последними куполами белого Китежа уходит в кровавый кумач большевистской пучины, которая захлестнет нашу Родину на следующие 70 лет.

Григорий Михайлович Семенов родился в 1890 году в караульском поселке Куранжа забайкальской станицы Дурулгиевской на правом берегу реки Онон, текущей из Монголии по Читинской области. Сам он утверждал, что является прямым потомком Чингисхана. Так сказать, документально это доказать невозможно, однако его отец Михаил Петрович был исконным уроженцем здешних краев и дальневосточного казачества с сильной примесью то ли монгольской, то ли бурятской крови, что сразу приходило на ум по широко расставленным глазам, разлету бровей Семенова-младшего.

Мать Гриши Евдокия Марковна в девичестве носила фамилию Нижегородцева и, очевидно, происходила из старообрядческого рода. Семенов-старший в Куранже считался весьма образованным казаком, имея семь сундуков книг, среди которых были буддистские сочинения, история Монголии. В роду Семеновых все свободно говорили по-монгольски и по-бурятски.

Мальчиком Гриша Семенов зачитывался книгами, подростком уговорил отца подписаться на газету впервые в их поселке. Окончил он двухклассное училище в Могойтуе, потом помогал бате управляться с их скотом: табуны насчитывали до полутораста лошадей, овечьи гурты — до трех сотен голов. Тогда по распоряжению наказного атамана в забайкальских станицах собирали экспонаты для войскового краеведческого музея в Чите. Семенов-младший с воодушевлением взялся за археологию в родных пенатах и нашел в окрестностях Куранжи «кости мамонта», «посуду из морских раковин величиной с тарелку», каменный топор, сдав все это в музей.

В 1908 году Григорий поступает в Оренбургское военное училище и через три года выпущен хорунжим (в пехоте — подпоручик, в кавалерии — корнет) в Верхнеудинский полк Забайкальского казачьего войска. Семенов был необычайной физической силы: среднего роста могучий атлет с кривоватыми ногами, широченной грудью. Несмотря на массивность, которую ему также придавала крупная, рано полысевшая голова, хорунжий Семенов являлся великолепным наездником и фехтовальщиком с молниеносными, легкими движениями.

Эти умения и крепость мышц обусловили Семенову рыцарский уровень владения телом и холодным оружием, из-за чего японцы будут признавать в нем самурая также и по духу. После училища 21-летний Григорий некоторое время преподавал в бригадной гимнастическо-фехтовальной школе.

Потом Семенов служил в Монголии в военно-топографической команде, где прославился тем, что однажды проехал 350 верст за 26 часов в мороз. В начале 1914 года он из-за испорченных отношений с полковым командиром перевелся в 1-й Нерчинский полк Уссурийской конной дивизии Забайкальского казачьего войска. В это время Семенов основательно изучает буддизм и подумывает выйти в отставку, чтобы поступить во Владивостоке в Институт восточных языков.

Семеновским штатским планам помешала Первая мировая война, на которой он сразу совершает подвиг. В ноябре 1914 года прусские уланы в бою захватили знамя 1-го Нерчинского полка. Семенов с несколькими казаками возвращался из разведки и столкнулся с этими немцами, в руках у которых был родной полковой штандарт. Казаки ринулись в беспощадную атаку и отбили знамя, за что Семенов получил орден Святого Георгия.

Через месяц Семенов во главе разъезда с одиннадцатью казаками снял баварскую пехотную заставу, взяв в плен 65 германцев, за это был удостоен Георгиевского оружия.

В 1915 году Семенов в чине подъесаула (штабс-капитан, в кавалерии — штабс-ротмистр) командует 6 -й сотней Нерчинского полка, в каком командир 5-й сотни — подъесаул барон Р. Ф. Унгерн фон Штернберг. С октября 1915 года Нерчинским полком командует полковник барон П. Н. Врангель, который оставил о