двигать конницу в тыл противника (о том, какой был бы толк от конников в ленинградских болотах, Георгий Константинович не задумывался., — Б. С.).
Кулик возражал:
— Завтра перейти в наступление не могу, так как не подтянута артиллерия, не проработано на месте взаимодействие и не все части вышли на исходное положение… Если противник завтра не перейдет в общее наступление, то просьбу твою о действиях авиации по пунктам, указанным тобою, выполню…
Еще маршал сообщал, что у него идет пополнение частей, что войскам армии пришлось отражать наступление противника в районе Шлиссельбурга и Синявино.
Жуков был раздражен:
— Противник не в наступление переходил, а вел ночную силовую разведку! Каждую разведку или мелкие действия врага некоторые, к сожалению, принимают за наступление… Ясно, что вы прежде всего заботитесь о благополучии 54-й армии, и, видимо, вас недостаточно беспокоит создавшаяся обстановка под Ленинградом. Вы должны понять, что мне приходится прямо с заводов бросать людей навстречу атакующему противнику, не ожидая отработки взаимодействия на местности. Понял, что рассчитывать на активный маневр с вашей стороны не могу. Буду решать задачу сам. Должен заметить, что меня поражает отсутствие взаимодействия между вашей группировкой и фронтом. По-моему, на вашем месте Суворов поступил бы иначе. Извините за прямоту, но мне не до дипломатии. Желаю всего лучшего».
Строго говоря, в этом споре прав был Кулик, а не Жуков. Наступление 54-й армии, начатое без должной подготовки, все равно обрекалось на неудачу. Толку от того, что Жуков торопливо бросал в бой необученных и плохо вооруженных рабочих и моряков, не обеспечив на месте взаимодействия с артиллерией и авиацией, было мало. Полки и батальоны гибли целиком, нанося лишь незначительный урон врагу. Так, например, уже в начале октября полегли всё 498 бойцов отряда кронштадтских моряков во главе с полковником А.Т. Ворожиловым и комиссаром А. В. Петрухиным, высадившиеся в Новом Петергофе с одними только винтовками и гранатами. Кулик-то хотел организовать наступление по всем правилам военного искусства. Но Жуков торопил его, надеясь, что одна 54-я армия сможет прорвать блокаду. В действительности, правильным решением в сложившейся ситуации было бы бросить основные силы Ленинградского фронта навстречу Кулику, а не истощать их в мало результативных контрударах на подступах к городу. Даже если бы немцы смогли в результате выйти к окраинам Ленинграда, для захвата города, для тяжелых уличных боев у них не было сил. А после прорыва блокады можно было рассчитывать не только восстановить положение в ленинградских пригородах, но и оттеснить противника от города. Однако Жуков продолжал верить, что группа армий «Север» пытается захватить Ленинград, хотя не мог не заметить, что у противника под Ленинградом уже нет танков и стало гораздо меньше самолетов. Ему удалось убедить Сталина и Шапошникова в том, что немцы все еще продолжают штурм невской твердыни.
За Георгием Константиновичем закрепилась слава спасителя Ленинграда. Только в начале октября Жуков рискнул начать перебрасывать силы для прорыва блокады. К тому времени ему подчинялась уже и 54-я армия, а Кулик был отозван в Ставку. Однако время для деблокирования Ленинграда было упущено. Немецкое наступление на Москву заставило снять силы с наступавшего с внешней стороны кольца Волховского фронта для защиты столицы.
30 сентября войска группы армий «Центр» атаковали соединения Брянского фронта, а 2 октября ударили по Западному и Резервному фронтам. В первом варианте главы «Воспоминаний и размышлений» о Московской битве, еще не подвергшемся редакторской правке, Жуков утверждал, что в войсках трех фронтов к началу немецкого наступления насчитывалось «около 800 тысяч бойцов, 770 танков и 9 150 орудий». Противостоявшие же им силы вермахта, по мнению маршала, имели «более 1 миллиона человек, 1 700 танков и штурмовых орудий и 19 450 орудий и минометов». В опубликованном тексте главы в первых прижизненных изданиях мемуаров о соотношении сил и средств сторон говорилось уже по иному: в составе трех фронтов «в конце сентября насчитывалось около 800 тысяч активных бойцов, 782 танка и 6808 орудий и минометов, 545 самолетов… Противник… превосходил все три наших фронта, вместе взятых, по численности войск — в 1, 25 раза, по танкам — в 2,2, по орудиям и минометам — в 2,1 и по самолетам — в 1,7 раза». Из этого следует, что в группе армий «Центр» насчитывалось 1 миллион человек личного состава, 1720 танков и штурмовых орудий, более 14 тысяч орудий и минометов и около 930 самолетов. Однако в последнем издании «Воспоминаний и размышлений», вышедшем в 1995 году, со ссылкой на изданный в 1975 году том «Истории второй мировой войны» (интересно, как с ним мог познакомиться маршал, умерший годом раньше?), цифры приводились уже совсем другие: в составе Западного, Резервного и Брянского фронтов «в боевых войсках… в конце сентября насчитывалось 1 миллион 250 тысяч человек, 990 танков, 7 600 орудий и минометов, 677 самолетов». Силы же группы армий «Центр» оценивались как превосходящие советские войска в 1,4 раза по людям, в 1,7 раза по танкам, в 1,8 раза по орудиям и минометам и в 2 раза по самолетам. Значит, теперь у немцев вдруг оказалось 1 700 тысяч солдат и офицеров, около 1 680 танков, около 13 700 орудий и минометов и около 1350 боевых самолетов. Где же тут истина? Очевидно, насчет численности советских войск достоверна наибольшая цифра в 1 250 тысяч человек (в 95 дивизиях и нескольких бригадах). Она учитывает как «активных бойцов», так и личный состав тыловых подразделений. Однако оговорка, что она относится только к «боевым частям», заставляет допустить, что часть тыловых служб в это число не входит и что в действительности численность личного состава трех фронтов превышала миллион с четвертью. Что же касается численности группы армий «Центр», то, скорее всего, верна первоначальная жуковская оценка в 1 миллион человек (в 77 дивизиях и 1 бригаде). В дальнейшем, редакторы «Воспоминаний и размышлений» увеличили ее до 1,7 миллиона для того, чтобы убедить читателей, будто немцы имели превосходство не только в технике, но и в людях.
Насчет числа танков, которыми располагали три фронта, даже максимальная цифра выглядит заниженной. В сводке германского командования по итогам Вяземского сражения говорилось о 663 тысячах пленных, 1 242 захваченных советских танках и 5412 орудиях. Даже если предположить, что немцам удалось уничтожить и захватить все советские танки, действовавшие на Западном направлении (что вряд ли верно), то 1 242 танка — это все равно значительно больше, чем 990. Раз одних только орудий группа армий «Центр» захватила более 5 400, то общее их число у Западного, Резервного и Брянского фронтов вполне могло достигать 9 150. Орудий же и минометов вместе советские войска должны были иметь значительно больше 10 тысяч, так что по этому показателю, скорее всего, силы сторон были равны.
А сколько танков было у немецких войск, наступавших на Москву? Начальник генерального штаба германских сухопутных сил генерал-полковник Франц Гальдер в своем дневнике отметил, что 2-я танковая группа Гудериана к моменту начала наступления на Москву была укомплектована танками на 50 процентов. Остальные группы имели укомплектованность танками в 75-80 процентов, причем лучше всего обстояли дела в 4-й танковой группе Гёппнера, где имелись четыре полностью укомплектованные танковые дивизии. С учетом этого общее количество танков в 5 танковых дивизиях 2-й танковой группы Гудериана, в 4 танковых дивизиях 3-й танковой группы Гота и в 4 танковых дивизиях 4-й танковой группы Гёппнера вполне могло составить 1 700 машин (по штату в разных дивизиях было 147 или 209 танков). Можно предположить, что по танкам под Москвой в начале октября немцы все же имели некоторый численный перевес. Тем более что уже после начала наступления под Москву было переброшено 350 танков в двух дивизиях резерва ОКХ. Правда, качественное превосходство оставалось на стороне Красной Армии, располагавшей танками Т-34 и КВ.
Допустим, что три советских фронта располагали только 677 самолетами, а противостоявшие им немецкие войска — 1350 машинами. Последняя цифра представляется завышенной, если учесть, что в начале войны на Восточном фронте люфтваффе имело всего 1830 боевых самолетов. С учетом же истребителей ПВО, защищавших Москву и использовавшихся против авиации группы армий «Центр», силы сторон оказываются равны и в воздухе.
Брянским фронтом командовал Ерёменко, Западным — Конев, Резервным — Буденный. Координацию их действий на месте никто не осуществлял. Кроме того, немецкие дивизии обладали большей мобильностью. На направлении главных ударов германское командование смогло создать достаточное для прорыва превосходство в силах и средствах. Вот как описал немецкое наступление Конев: «Приходится сожалеть, что и до начала наступления противника и в ходе его Генеральный штаб не информировал Западный фронт о задачах Резервного фронта (точно так же командование Резервного фронта ничего не знало о задачах Западного. — Б.С.) и недостаточно осуществлял координацию действий фронтов… Две армии Резервного
