По словам Буденного, назначение Мерецкова произошло следующим образом. Однажды на заседании Главного военного совета Сталин неожиданно сказал: «Я думаю, товарищи, нам нужен сейчас более молодой начальник Генштаба. И пояснил, что к Б.М. Шапошникову у него нет никаких претензий, но Борис Михайлович часто болеет, и это сказывается на решении многих оперативных вопросов. Семен Михайлович утверждал, что именно он предложил кандидатуру Мерецкова, занимавшего тогда пост заместителя наркома обороны и курировавшего управления боевой подготовки и военно-учебных заведений. Все присутствовавшие с этой кандидатурой согласились. Мерецков стал ссылаться на недостаток опыта и просил не назначать его начальником Генштаба. Сталин в ответ сказал примерно следующее: „Я ценю Вашу откровенность, Кирилл Афанасьевич, но дела у Шапошникова надо принять. А подберем другую кандидатуру — Вас освободим“.

Почти так же излагал события в своих мемуарах и сам Мерецков: «После заседания, как и раньше в таких случаях, ужинали на квартире у И.В. Сталина. Там вновь обсуждали военные вопросы. Вдруг Сталин сказал: „Нам нужен сейчас более молодой начальник Генерального штаба с неплохим здоровьем. Товарищ Шапошников стал частенько прихварывать. Кроме того, возникла необходимость использовать его на другой работе. Идет большое строительство укрепленных районов. Мы могли бы сделать Бориса Михайловича заместителем наркома по их сооружению. Как вы думаете, товарищи, кого можно назначить на пост начальника Генерального штаба? Жду ваших рекомендаций“.

Неожиданно для меня присутствующие стали называть мою фамилию, мотивируя это тем, что я имею специальную подготовку, участвовал в боях, был командующим округами и уже работал в Генеральном штабе. Сталин спросил мое мнение. Я стал категорически отказываться, ссылаясь на то, что работа эта сверхтяжелая, а опыта у меня для такой работы еще недостаточно.

Нет оснований сомневаться, что разговор, происшедший за ужином у Сталина, и Буденный, и Мерецков передали близко к действительности. Но подозреваю, что его сценарий был обговорен заранее, и на самом деле Сталин предварительно договорился, чтобы Буденный выдвинул кандидатуру Мерецкова. Таким образом можно было продемонстрировать единство военного руководства. Мерецков-то был ставленником Тимошенко.

Маршал Василевский рассказывал писателю Константину Симонову: «Финская война была для нас большим срамом и создала о нашей армии глубоко неблагоприятные впечатления за рубежом, да и внутри страны. Все это надо было как-то объяснить. Вот тогда и было созвано у Сталина совещание, был снят с поста наркома Ворошилов и назначен Тимошенко. Тогда же Шапошников, на которого Сталин тоже посчитал необходимым косвенно возложить ответственность, был под благовидным предлогом снят с поста начальника Генерального штаба и назначен заместителем наркома с задачей наблюдать за укреплением новых границ. Эта новая для него работа была мотивирована как крайне необходимая, государственно важная и требующая для своего осуществления именно такого специалиста, как он.

После этого встал вопрос о том, кому же быть начальником Генерального штаба. Сталин прямо тут же, на Совете, не разговаривая ни с кем предварительно, обратился к новому наркому Тимошенко и спросил:

— Кого вы рекомендуете в начальники Генерального штаба?

Тот замялся.

— Ну, с кем из старших штабов вы работали? Обстоятельства сложились так, что как раз на финской войне Тимошенко из старших штабов работал с Мерецковым.

Он сказал об этом.

— Так как, подходит вам Мерецков начальником Генерального штаба? Как он у вас работал?

Тимошенко сказал, что работал неплохо и что подходит. Так состоялось назначение нового начальника Генерального штаба».

Тут Василевский кое-где явно смешивает разные события. Ворошилов был снят со своего поста значительно раньше Шапошникова, еще в мае 40-го. А тот разговор 'Сталина и Тимошенко, который цитирует Василевский, скорее всего, произошел не на Главном военном совете, где было оформлено назначение Мерецкова, а раньше, на Политбюро, где из военных присутствовали, вероятно, только Тимошенко и Шапошников. Можно предположить, что об этом разговоре Александру Михайловичу рассказал сам Семен Константинович. Только умолчал, что в действительности сам хотел назначения своего давнего товарища Мерецкова, но, по всем правилам аппаратного искусства, сделал так, будто сам Сталин чуть ли не вынудил его назвать имя Кирилла Афанасьевича. Но Иосиф Виссарионович разгадал игру Тимошенко, только виду не подал. Даже поручил верному Буденному внести кандидатуру Мерецкова на Главном военном совете. В действительности же, вождь не слишком хотел, чтобы новый нарком обороны имел преданного человека на таком ключевом посту как начальник Генерального штаба. Возможно, Мерецков знал об оппозиции Сталина своему назначению и разыграл комедию с отказом от высокой должности, якобы из-за недостатка опыта. Хотя прежде уже был заместителем начальника Генштаба и командовал войсками не самого слабого в стране Ленинградского военного округа. Думаю, Кирилл Афанасьевич просто готовил себе пути для отступления на будущее, предчувствуя, что Сталин не станет долго держать его во главе Генерального штаба. И как в воду глядел.

Чтобы не давать Тимошенко слишком большой власти, Сталин одновременно с назначением Мерецкова сделал Буденного первым заместителем наркома обороны. Начальник Генштаба отодвинулся на третью ступеньку в военной иерархии, а Буденный обрел больше возможностей для контроля за действиями Тимошенко. Что же касается судьбы Мерецкова, то она сложилась весьма драматически. На второй день Великой Отечественной войны он был арестован по делу Штерна, Рычагова, Локтионова и других военачальников. Кирилла Афанасьевича пытали и заставили признаться в участии в заговоре. Но Сталин Мерецкова пощадил, расстреливать не стал и отправил представителем Ставки на Северо-Западное направление, а, потом назначил командующим Волховским фронтом. Жуков говорил писателю Евгению Воробьеву, как Сталин осенью 41-го вспомнил о Мерецкове и решил вернуть его в армию, сказав при этом: «Довольно ему прохлаждаться!» Иосиф Виссарионович забыл уточнить, что несчастный генерал армии прохлаждался в тюремной камере, где над ним очень основательно потрудились костоломы из НКВД. Из-за этого, а также по причине царившей в камере сырости Кирилл Афанасьевич после освобождения с трудом мог ходить. «Кто-то сообщил об этом Сталину, — рассказывал Георгий Константинович. — А может, он и сам заметил. Но только с того дня Мерецкову одному разрешалось сидеть, когда мы все в присутствии Сталина стояли». Горькая ирония: Мерецкова назначили вместо Шапошникова, в частности, потому, что он обладал отменным здоровьем. А теперь, после двух с половиной месяцев тюрьмы, Кириллу Афанасьевичу даже стоять на ногах было тяжело, и от былого здоровья не осталось и следа.

Перемены, происшедшие в высшем руководстве Красной Армии в августе 1940 года, в целом означали укрепление позиций Буденного и Тимошенко, т. е. тех, кто благоволил Жукову. Возможно, теперь Георгий Константинович рассчитывал, что удачный доклад поможет ему продвинуться на следующую карьерную ступеньку — стать заместителем наркома обороны, которому на случай войны было бы поручено руководство войсками на считавшемся главным Юго-Западном направлении.

Доклад удался на славу. На совещании Жуков заявил коллегам по поводу советского наступления на Халхин-Голе: «К этой операции командование готовилось достаточно серьезно, она была продуманной всесторонне как с точки зрения оперативной, так и с точки зрения материального обеспечения, с точки зрения оперативно-тактической внезапности. Этой операции предшествовала упорная борьба за господство в воздухе… По бомбардировочной авиации было достигнуто превосходство в 3 раза, по истребителям — около 2 раз. Замысел операции… заключался в том, чтобы ударом сильных фланговых группировок уничтожить слабые фланги противника, оперативно окружить противника в намеченном районе и не далее государственной границы, ибо удар дальше был запрещен правительством, окружить противника в этом районе и затем его уничтожить… Что необходимо отметить характерного и поучительного в этой операции? Это, прежде всего, вопрос внезапности. Вопрос внезапности, вопрос маскировки был, есть и будет главнейшим элементом в победе как в операции, так и в бою… Командование принимало все меры… чтобы создать у противника впечатление, что мы не готовимся наступать, а готовимся обороняться. Для этого были приняты все меры, включая дезинформацию и применение широковещательной станции,