– Нет… Понимаешь, я, как бы это тебе сказать… Все готов взять… Все атрибуты воровской жизни… Кроме преступления!.. Антураж, настроение – все!.. Но воровать – нет, – пояснил Томмазо Кампанелла.
– Ну ничего!.. Не волнуйся… Мы тебя все равно посадим! – спокойно заключил Паспорт-Тюремный.
– За что? – на этот раз пришел черед изумляться Томмазо Кампанелла. Как тон, так и атмосфера этого разговора наводила его на подозрения, что все это вовсе не розыгрыш.
– По ошибке, – ответил Паспорт-Тюремный. – От судьбы не уйдешь. Когда нет никаких прямых поводов, остается еще такая причина, как ошибка. Но, надеюсь, что до этого не дойдет. С твоими мыслями и настроениями не вляпаться в конце концов в какое-нибудь незаконное дельце и не угодить за решетку чрезвычайно трудно. Так что ты не волнуйся, посещение тюремного здания тебе обеспечено.
– Да нет уж, я постараюсь этого избежать, – проговорил Томмазо Кампанелла.
– Да это ясно, – с пониманием отнесся к намерению Томмазо Кампанелла Паспорт-Тюремный, – там, конечно, не сахар. Вот тут сейчас, знаю, один мой знакомый за решеткой парится. Сидит он в «Матросской тишине» (СИЗО-48М). Двое суток их вместе со всеми продержали в сортировочных камерах группами по 50- 70 человек. Затем разбросали по камерам. Он попал в общую камеру № 131, в которой находилось 120 заключенных. Камера рассчитана на 30. Здесь сущий ад: духота, теснота, нары в два яруса с грязными вшивыми матрасами. Спят вповалку по три смены. Его место находится на верхних нарах, для лежания – полоска 15 сантиметров, рядом на узкой площадке лежат еще 8-9 человек. Трудно не только лечь, невозможно повернуться. На матрасах ползают вши, блохи и клопы – полный букет. Бегают мыши, огромное количество тараканов. Кругом грязь и вонь, туалет один на всю камеру. Кормят баландой, крупа на воде, иногда дают картошку и перловку, на день пайка хлеба – треть батона, и все. Один час – прогулка, где люди также стоят на маленькой, как камера, площадке под колючим небом в решетку. Чувствует он себя очень плохо, болит сердце, отекли ноги и лицо, не спит уже седьмые сутки (по один-полтора часа, не больше). Там много больных: туберкулез, чесотка и прочая зараза гуляет по всей тюрьме и в их камере. Санчасть практически отсутствует. Беспредел полный. Лучший его друг там – убийца четырех человек, бывший «афганец».
– Кошмар! – искренне сказал Томмазо Кампанелла.
– Но ты не волнуйся, если ты меня кому-нибудь не уступишь, то я найду обязательно какой-нибудь способ освободить тебя оттуда. Я буду верен тебе, Томмазо Кампанелла. Уж очень ты мне нравишься со всеми этими твоими рассуждениями!
– Так что же, значит, это не розыгрыш? Значит, ты на самом деле – материализовавшийся тюремный паспорт? – восхищенно спросил Томмазо Кампанелла.
– Ну да! Конечно! – радостно подтвердил Паспорт-Тюремный. – Я – тот самый тюремный паспорт, про который говорил тебе нищий Рохля. Со мной твоя жизнь в момент превратится именно в такую, о которой ты и мечтал. Что там твоя революция в лефортовских настроениях! Революция в настроениях – это ерунда по сравнению с жизнью обладателя тюремного паспорта.
– Ну ты это брось! – Томмазо Кампанелла посуровел. – Революцию в лефортовских настроениях я никому трогать не дам!.. Это для меня святое.
Паспорт-Тюремный только посмеялся. Заметил негромко:
– А ведь еще совсем недавно ты говорил, что Лефортово совершенно ни в чем не виновато.
– Не виновато, – согласился с ним Томмазо Кампанелла. – Это я так, по старой привычке про лефортовские настроения. Вообще-то, я хотел сказать, что хориновскую революцию в настроениях я никому трогать не дам. Ну а Лефортово, конечно, ни в чем не виновато. Разве только в том, что оно Лефортово.
– Конечно, старина! – вкрадчивым голосом проговорил Паспорт-Тюремный, беря Томмазо Кампанелла под локоток. – Лефортово здесь вообще ни при чем. Да и стоит ли тебе, такому замечательному и талантливому парню, который так бесподобно развил теоретическую базу революции в хориновских настроениях, зацикливаться на каком-то там поганом Лефортово, будь оно хоть трижды историческим районом? Все равно в нашем спектакле от него – никакого толка. Если хочешь знать, как я к этому Лефортово отношусь, то скажу тебе, что мне на это Лефортово – наплевать. Нет, я, конечно, много раз приезжал сюда темной ночью, ужинал в шашлычной. Потом ночевал здесь на блатхате и утром отправлялся в какое-нибудь другое место, искать работы. А что мне делать в Лефортово?! Здесь вообще ничего нет. Здесь нет ни аэропортов, через которые можно бежать в другие необыкновенные страны, ни театров, в которых играют на сценах красивые молодые актрисы, ни театральных импресарио, над которыми можно было бы поработать. Здесь – не центр моего действия! Здесь только переночевал и назавтра – в другое место. Провел ночь и наутро переехал в другое место! Да – вот это формула моего обращения с Лефортово, «формула Лефортово»! Какая прекрасная формула!.. – кажется, эта мысль очень понравилась Паспорту- Тюремному, потому что он даже прищелкнул пальцами от удовольствия: вот, мол, какой я молодец и какую замечательную мысль высказал!
– Это прекрасная формула: провел ночь и наутро – переехал в другое место!.. Так можно очень прекрасно избавляться от Лефортово! – продолжал радоваться Паспорт-Тюремный. – Нет!.. Это действительно прекрасная формула! Это формула, осуществить которую может лишь гуляка и гастролер: провел в Лефортово ночь и наутро переехал в другое место. А можно и не на утро, а той же ночью. Переехал той же ночью из Лефортово в какое-нибудь другое место. Например, в театр или в аэропорт. А потом через несколько часов, побывав за эти несколько часов на замечательной театральной постановке или, скажем, проехавшись за эти несколько часов по нескольким европейским странам, набравшись феерических и ярких впечатлений, вернулся обратно в Лефортово. Будет ли тебя, Томмазо Кампанелла, угнетать Лефортово, если ты проводишь в нем всего несколько часов между многочасовой поездкой по нескольким европейским странам и посещением блестящей театральной премьеры, а?! Полагаю, что нет. Наоборот, тебе даже понравится в Лефортово. Здешние места покажутся тебе оригинальными. Они не успеют тебя огорчить, поскольку твое пребывание в Лефортово будет слишком коротким. К тому же в эти несколько часов Лефортово будет укрыто темнотой, как одеялом. А под одеялом недостатков совсем не видно! Нет, лучше формулы гуляки и гастролера для Лефортово и придумать ничего невозможно!.. Ура!
– Ха! Ты что, черт?! – поразился Томмазо Кампанелла. – Помнится, у Гоголя в «Сорочинской ярмарке» черт возил молодого казака на себе по воздуху в Санкт-Петербург…
– Ну зачем же так грубо?! – обиделся Паспорт-Тюремный.
