Если этот, мы бы сказали, дневник деятеля той эпохи, очень близко наблюдавшего политическую жизнь России, не претендует на степень исторического исследования, то, несомненно, он является очень ценным материалом для будущих историков, тем более, что объективность и точность автора вне сомнения.

Настоящим приносим глубокую благодарность вдове генерала Спиридовича, Нине Александровне, предоставившей нам право опубликования этого бесспорного документа о трагических днях нашего Отечества.

Всеславянское Изд-во

Нью Йорк, 1961.

КНИГА III

Новый 1917 год начался тревожно. Интересующиеся политикой прочли в газетах о важных переменах в Гос. Совете. Председателем был назначен б. министр Юстиции Щегловитов, человек умный, ученый, большого опыта, железной воли, ненавидимый левыми кругами и евреями. (Щегловитов Иван Григорьевич [13(25).2.1861 - 5.9.1918], государственный деятель в царской России. Помещик Черниговской губернии. Окончил училище правоведения (1881), с 1894 прокурор Петербургского окружного суда; с 1903 обер-прокурор уголовного кассационного департамента Сената. В 1905 был обвинителем Ивана П. Каляева. В 1906 - июле 1915 министр юстиции. Один из организаторов третьеиюньского государственного переворота 1907, сподвижник и правая рука П. А. Столыпина, покровитель 'Союза русского народа' (при непосредственном участии Щ. было организовано дело Бейлиса). В 1915 Щ. председатель монархического съезда. В 1917 при содействии Г. Е. Распутина назначен председателем Государственного совета. В первые дни Февральской революции 1917 заключён в Петропавловскую крепость. Расстрелян по приговору ревтрибунала. - из Энциклопедии - ldn-knigi).

Зимою 1915 г. он председательствовал на происходившем в Петрограде монархическом съезде. Был председателем правой группы Гос. Совета. 'Ванька Каин' для левых, он был надеждой для правых. Выступая в 1916 году, однажды, в Гос. Совете, Щегловитов так выразился про тогдашнее правительство: 'Паралитики власти слабо, нерешительно, как-то нехотя, борются с эпилептиками революции'. С осени уже шли слухи о выдвижении Щегловитова на крупный пост. К сожалению его не назначали председателем Совета Министров, пост который он, по праву и с пользой для России, должен был занимать в то беспокойное критическое время.

Состав Гос. Совета по назначению был пополнен лицами молодыми, твердо консервативного направления. В некоторых из них узнавали ставленников Щегловитова. Несколько престарелых членов Совета были освобождены от присутствования в Совете.

Был исключен и товарищ председателя Голубев, не остановивший в свое время зарвавшегося в своей речи Таганцева. В этих переменах видели усиление правого сектора Гос. Совета, желание найти в нем действительную опору для правительства и Монарха. Волновались и злословили и политиканы и все, задетые происшедшими переменами.

В высших кругах захлебывались рассказами о высылке В. Кн. Николая Михайловича. В этом видели угрозу по адресу тех членов Императорского Дома, о которых в последнее время ходили разные легенды. Некоторые, зная В. Князя, только как болтуна, находили высылку слишком строгой мерой и обвиняли за нее, конечно, Царицу.

Новогодний Высочайший прием принес две сенсации. Принимая поздравление дипломатов, Государь очень милостиво разговаривал с французским послом Палеологом, но, подойдя к английскому послу Бьюкенену, сказал ему, видимо, что-то неприятное. Близстоящие заметили, что Бьюкенен был весьма смущен и даже сильно покраснел. На обратном пути поездом в Петроград, Бьюкенен пригласил к себе в купе Мориса Палеолога и, будучи крайне расстроенным, рассказал ему, что произошло во время приема. Государь заметил ему, что он, посол Английского Короля, не оправдал ожиданий Государя. Что в прошлый раз на аудиенции Государь поставил ему в упрек, что он посещает врагов Государя. Теперь Государь исправляет свою неточность. Бьюкенен не посещает их, а сам принимает их у себя в посольстве. Бьюкенен был и сконфужен, и обескуражен. Было ясно, что Государю стала известна закулисная игра Бьюкенена и его сношения с лидерами оппозиции.

Вторая сенсация заключалась в том, что, встретившись во дворце, Родзянко демонстративно не подал руки Протопопову, когда последний подошел к нему поздороваться. Одни злорадствовали, другие находили, что Родзянко поступил невежливо по отношению того высокого места, где позволил себе эту выходку. Их Величества порицали Родзянко и находили его поступок неприличным. Даже дворцовые лакеи находили, что Родзянко не умеет себя держать во дворце.

В тот первый день Нового Года, на далеком Кавказе, в Тифлисе, оппозиционные заговорщики сделали первый шаг по предложению короны Великому Князю Николаю Николаевичу. Тифлисский городской голова, Александр Иванович Хатисов, которому, как указано выше, князем Львовым было предложено переговорить по этому поводу с Великим Князем, вернулся к праздникам в Тифлис. Вот как произошло это знаменательное событие, как рассказывал мне лично позже (10 декабря 1930 г., в Париже) сам А. И. Хатисов, у него на квартире, в гостиной, где, на камине красовался портрет б. Наместника Кавказа графа Воронцова-Дашкова.

На первый день Нового Года было назначено принесение поздравлений Великому Князю во дворце. Когда очередь дошла до Хатисова, он принес поздравление и просил Великого Князя дать ему аудиенцию по важному делу. Великий Князь предложил приехать в тот же день, часа через три, когда разъедутся все поздравляющие. Хатисов поблагодарил и уехал домой. Он, конечно, очень волновался в ожидании приема, но вот какие соображения подбодряли его. Он пользовался в известных кругах Кавказа влиянием и это знал Вел. Князь и придавал этому большое значение. Хатисов же знал, что Вел. Князь в опале, враждебно относится к Царице, порицает Государя и заискивает перед общественностью, перед оппозиционными кругами. Все это подбодряло.

В назначенный час Хатисов явился во дворец. Его попросили в кабинет Вел. Князя. Поздоровались. Великий Князь занял место за письменным столом и предложил Хатисову сесть. Хатисов попросил разрешения говорить откровенно. Великий Князь разрешил. Хатисов доложил подробно о принятом в Москве решении представителей общественности: для спасения страны, устранить Императора Николая Александровича от престола и предложить корону Вел. Князю Николаю Николаевичу.

- Признаюсь, - говорил мне Хатисов, - я очень сначала волновался и с большой тревогой следил за рукой Вел. Князя, который барабанил пальцами по столу около кнопки электрического звонка. А вдруг нажмет, позвонит, прикажет арестовать... Но нет, не нажимает... Это подбодрило.

Хатисов доложил, что Императрицу Александру Федоровну решено или заключить в монастырь,