Но ее представления о Хэзер, страдающей в больничной палате, оказались наивными. Это была вина Дэвида. Он нагромоздил гору лжи. Когда он говорил ей по телефону, что Хэзер «хлебнула воды» и что «ее спасли», Хэзер в бессознательном состоянии лежала в НСП, подключенная к аппарату, который дышал за нее, но не мог вернуть жизнь в ее мозг. Дэвид попросил врачей не отключать аппарат, пока не вернется Шон, чтобы дать ей возможность в последний раз увидеть Хэзер, потрогать ее еще теплую кожу. Но присутствие Шон ничего не могло изменить. Для Хэзер это было уже безразлично.

Дэвид встретил Шон в аэропорту. Он не был уже тем самым человеком, с которым она рассталась день назад, не тот мужчина, который занимался с ней любовью на дне лодки. Ей трудно было общаться с ним. Он не дотрагивался до нее, ни по пути из аэропорта, когда он вел себя отстраненно, как шофер, ни в больнице, где стоял с сухими глазами, пока женщина-врач объясняла ей, что, как бы то ни было, Хэзер умерла уже в воде. Это врачиха поддерживала ее, когда она плакала. Дэвид все это время стоял неподвижно, как статуя, в другом конце комнаты, опустив глаза. Почему он стоял там, когда она нуждалась в том, чтобы ее поддерживали его руки?

– Я знаю, что вам трудно думать об этом сейчас, – сказал врач, – но нам нужно знать, дадите ли вы разрешение на донорское использование ее органов?

Она посмотрела на Дэвида. Его глаза встретились с ее глазами и снова опустились. Он покачал головой.

Смехотворный образ поросячьего эмбриона возник у нее в мозгу. Нет, конечно нет. Дэвид не вынесет мысли о том, что Хэзер будут расчленять таким вот образом.

– Извините, – сказала она врачу.

После того как респиратор был отключен, они с Дэвидом сидели в ожидании у постели Хэзер. Она не могла выкинуть из головы мысль о том, что пока Хэзер умирала, она мечтала переспать с Ивеном. Значит, в этом была и ее вина, разве не так? Это было наказание. Неужели Бог распорядился таким образом? Нет, должно быть какое-то более простое объяснение того, что произошло.

Как бы то ни было, она умерла уже в воде. Как это могло случиться? Какое может быть объяснение тому, что четырехлетняя девочка тонет, когда с ней находится ее отец? И этот отец – Дэвид, в свое время участвовавший в соревнованиях по плаванию. Где он был? И где он, ее муж, был теперь? Разумеется, тот чужой человек, который сидел рядом с ней, не был Дэвидом.

В течение примерно года после того, как умерла ее мать, Шон воображала, что ее отец на самом деле был не ее отцом, а чужим человеком, который каким-то образом вселился в тело отца. Ей было тогда пять лет; после внезапного исчезновения матери у нее в голове все перепуталось. Однажды отец приехал встретить ее после школы, и она отказалась садиться в его машину. Учительница в конце концов заманила ее на заднее сиденье, но оба они, Шон и ее отец, были тогда в слезах. Он водил ее к психиатру, который сказал, что это реакция на потерю матери, что она боится теперь потерять еще и отца и что со временем это пройдет.

Она испытала схожее чувство теперь, сидя у постели Хэзер. Некто чужой завладел телом Дэвида и сидел сейчас рядом с ней, претендуя на то, чтобы быть ее мужем.

– Я не знаю тебя, – громко произнесла Шон.

– Что?

– Кто ты?

– Шон…

– У тебя есть синяки на спине?

Казалось, он находился где-то далеко отсюда, этот человек с полузакрытыми глазами, и у Шон было такое чувство, что за процессом угасания жизни в ее дочери она наблюдала одна.

Дэвид повез ее к Линн, где мальчики ждали, что они заберут их домой и будут жить дальше как настоящая семья. Она плакала в машине, но не горько, зная, что слезы нереальны, потому что во всем ее существе не было ни одной частички, которая поверила бы в то, что Хэзер мертва. Это были неглубокие слезы, неуверенные и недоуменные.

Дэвид стоически сидел за рулем, глядя на дорогу, костяшки его пальцев белели на рулевом колесе.

– Скажи мне, как это произошло, – сказала Шон после долгого молчания.

Он задержал дыхание; она знала, что он ждал этого вопроса.

– Я взял Хэзер и мальчиков на берег и…

– На какой берег?

– Ла-Джолья-Ков.

– В бухту? – Когда она спрашивала об этом, ей уже было ясно, что он повез детей не в бухту. Ребенок не мог утонуть в этих защищенных водах. Вот почему она настаивала, чтобы они купались там, и только там.

– Нет, – сказал он. – Я взял их на Уинданси-Бич. Она представила себе крутые скалы и пенистую поверхность Уинданси, и если бы она уже не возложила вину за смерть Хэзер на Дэвида, она сделала бы это теперь.

– Мы искупались вместе, она действительно наслаждалась купанием. Она очень гордилась собой, ты ведь знаешь, как она боялась воды… – Он посмотрел на жену, и она отвернулась к окну.

– Потом мы легли на одеяло, и когда я открыл глаза, ее не было.

– Как долго твои глаза были закрыты?

– Несколько минут. Я заснул, но только на несколько минут. Я думал, что она тоже спит.

Шон представила себе, как Хэзер лежит на одеяле рядом с Дэвидом, в желтом купальничке, со светлыми локонами на щеках. Возможно, она играет неподалеку.

– Ты должен был знать, что там она не уснет. Дэвид на несколько секунд отпустил руль, чтобы