Он снова взял пилу и сел на ствол, чтобы отпилить последнее бревно. Теперь он находился рядом с Ивеном, так близко, что ему были видны узловатые вены на руках, работавших с мачете, капли пота на кончиках длинных ресниц. Наконец Дэвид почувствовал себя готовым сказать Ивену то, что хотел.

Он подергал еще немного пилой и посмотрел на Ивена.

– Шон бросает меня из-за тебя? – спросил он обыденным тоном, будто речь зашла о погоде.

– Что? – вскинул голову Ивен. – Нет.

Дэвид с удовлетворением отметил искорку страха во взгляде Ивена.

– Я знаю о том, что вы были любовниками после смерти Хэзер. – Дэвид вновь сосредоточился на бревне и заработал пилой.

– Она тебе это сказала? – Ивен воткнул мачете в ствол дерева, которое обрабатывал.

– Нет. Я набрел на вас однажды ночью, сразу после того, как ты вернулся из Перу. Вы спали вместе в твоем кабинете. – Пила вонзалась в дерево, как нож мясника в говядину. – После этого я держал след. Она лгала мне, говорила, что у нее деловые встречи. Я знал, что она ходила к тебе. Ты тоже мне лгал. Иногда я спрашивал тебя, где ты был в пятницу вечером, и ты говорил, что на свидании с новой женщиной. Но ты был с Шон. Ты трахал мою жену.

– Дэвид… – Ивен встал.

– Ты знаешь, что я был благодарен тебе тогда? – Дэвид взглянул на Ивена. – Я думал, что ты ее поддерживаешь, чего я тогда сделать не мог. И я любил ее так сильно… – Дэвид почувствовал, как дрогнул его голос. Он посмотрел вниз, на ствол дерева. Нет, Ивен не увидит его сломленным. Дэвид не доставит ему такого удовольствия. Он глубоко вздохнул. – Я любил ее так сильно и чувствовал себя настолько опустошенным после того, что я сделал, что готов был все стерпеть, лишь бы ей стало полегче. Я был дураком. – Он откинулся назад и посмотрел в глаза Ивену. – Вы ведь и теперь любовники? Ты и Шон?

– Нет. – Ивен провел рукой по волосам. – Лучше бы ты сказал мне, как только узнал об этом. Лучше бы попытался прекратить это.

– О да. Это была моя вина.

– Я не это хочу сказать. Ты прав: тогда мы были любовниками. Но теперь нет. Правда состоит в том, что я хочу этого, но она не хочет. Она не хочет доставлять тебе новые страдания. И она не хочет причинять боль Робин.

Дэвид поверил Ивену. Он ощутил прилив невыразимого облегчения, но его гнев не иссяк.

– Наша дружба ничего для тебя не значила.

– Это не так, – ответил Ивен. – Вспомни, у меня не было никого, кроме вас двоих. Мне не приходилось гордиться тем, что я делал. Я повсюду таскал за собой это вонючее бремя вины.

Дэвид засмеялся.

– Да, я для тебя настоящее наказание. Позволь мне выразить тебе глубочайшее сочувствие. – Он встал и потянулся, ощутив вдруг безмерную усталость. – На сегодня достаточно, ладно?

Ивен сделал шаг по направлению к нему.

– Дэвид, пожалуйста. Давай договорим до конца.

– Я сказал все, что хотел. – Дэвид собрал свои вещи и направился к лагерю.

– Мое блюдо выглядит неважно, поэтому его надо есть с закрытыми глазами. – Шон поставила котелок на стол. От него пахло перцем.

– Я не смогу этого сделать, – заявила Робин. – Я не могу есть гусениц.

– Ты бы никогда и не подумала, что это гусеницы, – уговаривала ее Шон.

Дэвид видел, как Мег прикусила нижнюю губу, когда Шон вывалила половник своей густой зеленой стряпни ей на тарелку. «Интересно, куда девались все их сияющие черные глазки?» – подумал Дэвид о гусеницах.

Ивен сидел напротив него. Он выглядел измочаленным: лицо болезненно белело над бородой. Когда он поднес ложку ко рту, его рука дрожала. Дэвид и сам ощущал дрожь во всем теле: от пилы и злости, от гнева и облегчения. Он не жалел о том, что поговорил с Ивеном. Его отпускало. Он по капле освобождался от чувства боли и вины, накапливавшихся в нем в течение трех лет.

Перцовая заправка не могла скрыть присущего гусеницам запаха рыбной тухлятины. Каждая ложка обжигала рот, и только потом текла в пищевод желеобразной струйкой. В тарелках Ивена и Мег зеленой массы тоже поубавилось, но Робин больше налегала на фиги, оставшиеся после второго десанта Шон на дерево. Сама Шон съела не больше двух ложек зеленого месива.

Вдруг Мег поперхнулась. Она прикрыла рот рукой, соскользнула со скамейки и помчалась в лес. Дэвид последовал за ней, но не для поддержки Мег, а оттого, что его самого рвало. Через несколько минут все они, включая Робин, которая только смотрела, как они ели клейкую зеленую массу, – опустошили в кустах свои желудки.

Они вернулись к столу, облегченные, но все еще голодные. Шон выглядела ужасно: ее лицо побледнело, глаза покраснели. Дэвид потянулся через стол и удивил ее, прикоснувшись к ее руке.

– Когда-нибудь мы со смехом вспомним эту сцену, – пообещал он.

– А я-то решила, что мы продержимся на насекомых.

Робин плакала.

– Что же нам делать с едой? На фиги я уже смотреть не могу.

– Мы должны воспользоваться ружьем, – тихо сказала Мег.