– Привет, Дженифер. – Ванесса присела на табуретку. – Я – доктор Грэй.
Девочка пробурчала что-то неразборчивое.
– Доктор Олдрич сказал, что ты в отличной физической форме, за исключением ожогов на руках.
Дженифер скорчила гримасу.
– Он – очень чудной.
– Правда? – Ванесса старалась поддержать разговор. Она не осмеливалась дать пациенту понять, насколько согласна с ее оценкой.
– Ага. Он похож на руководителя научного проекта. А иногда я подумываю, уж не робот ли он.
Ванесса улыбнулась.
– Я догадываюсь, что иногда он может показаться таким.
– Он напоминает мне миссис Керби, которая задает вопросы, которые ее совершенно не касаются.
– Миссис Керби – ваш школьный психолог? – Она вспомнила фамилию из направления в карточке.
– Ага.
Ванесса положила ногу на ногу, сложив руки замком вокруг коленей.
– Ну, – сказала она, – когда миссис Керби направила тебя к нам, она рассказала, что на тебе была кофточка с короткими рукавами, когда ты пришла в школу. Это в середине зимы. И это говорит мне, что ты – и очень мудро – постаралась обратить на себя внимание.
– Что вы имеете в виду под словом «мудро»?
– Ты понимала, что тебе нужна помощь, и ты выбрала совершенно верный способ, чтобы показать это. Это все равно что с помощью ожогов написать «Помогите мне!». – Она жестом указала на руки Дженифер.
– Мне не требуется никакая помощь.
– Миссис Керби направила тебя к нам, а у нас тут есть программа для подростков, которых обидели, когда они были совсем маленькими. У нее должна была быть веская причина для этого.
Дженифер отвернулась. Ее щеки покраснели, а в глазах появились слезы.
Ванесса встала и подошла к ней. Она взяла девочку за запястья и мягко повернула ее руки, так что смогла увидеть ожоги. На правой руке было восемь, а на левой – пять. Некоторые из них были очень глубокие. Они оставят безобразные шрамы. Безобразные воспоминания. У Ванессы тоже было несколько таких воспоминаний на бедре.
Дженифер затаила дыхание под пристальным взглядом Ванессы.
– Ты когда-нибудь раньше делала с собой что-нибудь подобное? – Ванесса посмотрела в туманные голубые глаза девочки.
Дженифер покачала головой.
– Так почему же сейчас, Дженифер?
– Я не знаю. – А потом тихо: – Мой приятель…
– Расскажи мне о своем приятеле.
– У меня теперь нет приятеля. Я имею в виду, что он перестал звонить.
– Как долго вы с ним встречались?
– Шесть месяцев.
– Это долгий срок. Целая жизнь, когда тебе пятнадцать.
Девочка кивнула, ее светлые волосы блестели от света лампы над головой.
– И что же случилось?
Дженифер пожала плечами, потупив взор, и Ванесса отступила от нее на шаг. Она не хотела давить на нее.
– Я не знаю, – сказала Дженифер тихо. – Со мной стало происходить что-то странное, и он не мог смириться с этим.
– Что ты имеешь в виду?
– Я предполагаю, что я стала вспоминать ужасные вещи, о которых не имела представления, и со мной этого не могло быть.
Ванесса кивнула. Ей нужно быть очень осторожной.
Она была не из тех, кто ставит под вопрос существование подавленных воспоминаний; она видела слишком много примеров гротескных, невероятных, запрятанных глубоко воспоминаний, которые позднее были подтверждены различного рода доказательствами. Тем не менее не следует пренебрегать и тем, что, возможно, это просто чересчур активная работа воображения. Самое главное, чтобы Дженифер Лейбер поверила, что здесь ее воспринимают всерьез.
– Иногда, – сказала Ванесса, – когда что-то причиняет нам слишком большую боль, мы блокируем воспоминания об этом. – Она всегда думала, что способность подавлять воспоминания – прекрасный инструмент психики. Ей бы очень хотелось и самой обладать такой способностью… – Что-нибудь произошло, что заставило тебя начать вспоминать?
Дженифер закусила нижнюю губу.
– Ну, я почти вступила в близкие отношения с моим приятелем…
– Это был твой первый опыт?
Девочка кивнула.
– Только я не могла, потому что когда он попытался, я вспомнила… что-то, связанное с моим дядей. – Дженифер снова отвернулась, а Ванесса решила не выспрашивать ее о подробностях. Это можно будет сделать позже.
– Твой дядя обидел тебя, – сказала она просто.
– Да, но я совершенно забыла об этом. Такое может быть? – неожиданно вырвалось у нее.
– Да. Это возможно.
– Он уже умер. Уже два года как он мертв, и я практически забыла о его существовании.
– Ты объяснила своему мальчику, почему ты была расстроена?
Дженифер кивнула.
– Да, но я впала в истерику, и он мне не поверил. Он сказал, что такого я бы никогда не забыла, что я, должно быть, специально это придумала, чтобы избежать с ним секса. Сперва я подумала, что, возможно, он прав, потому что воспоминания были такими неопределенными, но потом они становились все яснее. И я не могу выбросить их из головы. – Она прижала к вискам кулаки. – Джош и я были так близки. Я думала, что могу рассказать ему все. Но когда я попыталась поделиться с ним своими воспоминаниями, он сказал, что я – сумасшедшая, и перестал мне звонить.
– Мне очень жаль.
– Через пару недель я не смогла терпеть. Каждый раз, как я закрывала глаза, приходили новые воспоминания. Поэтому я наконец попыталась рассказать все маме, конечно, за исключением того, что эти воспоминания стали мучать меня, когда я была с мальчиком в постели, потому что она стала бы меня ругать.
Ванесса улыбнулась, выражая таким образом свое сочувствие этой дилемме.
– Она чуть не описалась, когда я ей рассказала. «Как я могу говорить такие вещи о ее покойном брате!» И что я слишком много насмотрелась порнухи. Она прямо так и сказала, хотя я ни разу в жизни не смотрела порнуху. Я нашла фотографию, которую могла бы показать ей, но…
– Фотографию?
Дженифер кивнула.
– Комната моего дяди осталась нетронутой, совсем такой же, как когда он жил в нашем доме, и я вспомнила о коробке из-под ботинок в кладовке. Я пошла туда и нашла фотографию, на которой он заснял нас вместе. – Она крепко зажмурила глаза, щеки ее пылали. – Меня чуть не вырвало, когда я ее нашла.
Доказательство. Ванесса почувствовала огромное облегчение. Теперь уж никто не сможет сомневаться в том, что говорит девочка, да и сама она могла больше не сомневаться.
– Где теперь эта фотография?
– Я положила ее назад, хотя думаю, что мне следовало бы сжечь ее. Я не могу показать ее маме. Она скажет, что это я виновата во всем. Я знаю. Она почти не разговаривает со мной, только качает головой. И мой приятель меня бросил. После того, как он перестал звонить, я как будто перестала чувствовать. – Она показала руки в шрамах. – Я сделала это, чтобы проверить, могу ли я хоть что-то чувствовать, и знаете что?
