дом только для того, чтобы разнести меня так, чтобы я испугался; и обещал госпоже ди Тамп так и сделать; и тотчас пришел на дом, где я его повел в некие большие нижние комнаты, в каковых я собрал всю эту мою большую дверь; и, подойдя к ней, король остался до того ошеломленным, что не находил пути, чтобы наговорить мне ту великую брань, которую он обещал госпоже ди Тамп. Но и тут он не хотел преминуть найти повод наговорить мне эту обещанную брань и начал, говоря: “Ведь это все-таки удивительное дело, Бенвенуто, и такие люди, как вы, хоть вы и даровиты, должны бы понимать, что эти ваши дарования сами по себе вы не можете выказывать; и вы себя выказываете великими только благодаря случаям, которые получаете от нас. И вам бы следовало быть немного послушнее, и не такими гордыми и самочинными. Я помню, что приказал вам точно, чтобы вы мне сделали двенадцать серебряных статуй; и это было единственное мое желание; вы у меня пожелали сделать солонку, и вазы, и головы, и двери, и всякие другие вещи, так что я весьма теряюсь, видя, что вы оставили в стороне все желания моей воли и занялись угождением всем вашим желаниям; так что если вы думаете поступать таким образом, я вам покажу, как я имею обыкновение поступать, когда желаю, чтобы делалось по-моему. Поэтому я вам говорю: старайтесь повиноваться тому, что вам сказано; потому что, упорствуя в этих ваших прихотях, вы будете биться головой об стену”. И пока он говорил эти слова, все эти господа стояли настороже, видя, что он трясет головой, хмурит глаза, то одною рукой, то другою делает знаки; так что все эти люди, которые там присутствовали, дрожали от страха за меня, потому что я решил не бояться ни чуточки.
И как только он кончил учинять мне это стращание, которое он обещал своей госпоже ди Тамп, я опустился на одно колено и, поцеловав ему платье у его колена, сказал: “Священное величество, я подтверждаю, что все, что вы говорите, правда; но только я ему говорю, что сердце мое было постоянно, день и ночь, со всеми моими жизненными силами направлено единственно к тому, чтобы повиноваться ему и служить ему; а все то, что вашему величеству кажется, будто находится в противности тому, что я говорю, то да будет ведомо вашему величеству, что это был не Бенвенуто, а, быть может, мой злой рок или жестокая судьба, каковая пожелала сделать меня недостойным служить самому изумительному государю, который когда-либо имелся на земле; поэтому я вас прошу, чтобы вы меня простили. Но только мне казалось, что ваше величество дали мне серебра на одну только статую; и, не имея своего, я не мог сделать больше, чем эту; а из того немногого серебра, которое от сказанной фигуры у меня осталось, я из него сделал эту вазу, чтобы показать вашему величеству эту прекрасную манеру древних; каковую, быть может, раньше вы в таком роде еще не видели. Что до солонки, то мне казалось, если я верно помню, что ваше величество сами у меня ее потребовали однажды, когда зашла речь об одной, которую вам принесли; поэтому, когда я вам показал модель, каковую я сделал еще в Италии, вы по собственному своему требованию велели тотчас же выдать мне тысячу золотых дукатов, чтобы я ее сделал, говоря, что признательны мне за это; и особенно мне казалось, что вы много меня благодарили, когда я вам ее дал оконченной. Что до двери, то мне казалось, что, беседуя о ней при случае, ваше величество отдали приказание монсиньору ди Виллуруа, своему первому секретарю, каковой приказал монсиньору ди Марманья и монсиньору делль’Апа418, чтобы с этой работой они меня торопили и чтобы они меня обеспечили; а без этих приказаний, сам по себе, я бы никогда не мог подвинуть вперед столь великие предприятия. Что до бронзовых голов, и подножий к Юпитеру, и остального, то головы я сделал действительно сам от себя, чтобы испытать эти французские глины, каковых я, как чужеземец, совсем не знал; а не сделав опыта над сказанными глинами, я бы не взялся отливать эти большие работы; что до подножий, то я их сделал, потому что мне казалось, что это отлично подходит в придачу к этим самым фигурам; поэтому все то, что я делал, я думал, что делаю к лучшему и отнюдь не отклоняюсь от желаний вашего величества. Правда, что этого великого колосса я сделал всего, в том виде, как он есть, за счет моего кошелька, единственно потому, что мне казалось, что раз вы такой великий король, то такой малый художник, как я, должен сделать, для вашей славы и для моей, статую, каковой у древних не было никогда. Узнав теперь, что богу не было угодно удостоить меня столь почетной службы, я у вас прошу, чтобы взамен той почетной награды, которую ваше величество предназначало моим трудам, оно мне просто уделило немного благоволения и отпустило меня на волю; потому что, если оно меня этого удостоит, я в тот же миг уеду, возвращаясь в Италию, вечно благодаря бога и ваше величество за те счастливые часы, которые я провел в его службе”.
Он взял меня собственными руками и с великой обходительностью поднял меня с колен; затем он сказал мне, что я должен согласиться ему служить и что все, что я сделал, хорошо и он очень доволен. И, обернувшись к этим господам, сказал доподлинно такие слова: “Мне, право, кажется, что если бы для рая нужны были двери, то прекраснее этой ему бы не найти”. Когда я увидел, что немного остановилась живость этих слов, каковые были все в мою пользу, я снова с превеликим поклоном его поблагодарил, повторяя, однако, что хочу увольнения; потому что у меня не прошел еще гнев. Когда этот великий король увидал, что я не придал той цены, какую следовало этим его необычным и великим ласкам, он приказал мне громким и устрашающим голосом, чтобы я не говорил больше ни слова, не то горе мне; и потом прибавил, что утопит меня в золоте и что он дает мне разрешение, чтобы после работ, порученных мне его величеством, на все то, что я делаю в промежутке от себя, он вполне согласен, и что никогда больше у меня не будет с ним разногласия, потому что он меня узнал; и чтобы и я также постарался узнать его величество, как этого требует долг. Я сказал, что благодарю бога и его величество за все; затем попросил его, чтобы он пошел посмотреть большую фигуру, как я ее подвинул вперед; и он пошел за мной. Я велел ее открыть; эта вещь привела его в такое изумление, что и представить себе нельзя; и он тотчас же велел одному своему секретарю, чтобы тот немедленно вернул мне все деньги, которые я истратил из своих, какая бы сумма ни была, раз только я ее напишу собственной рукой. Затем он ушел и сказал мне: “До свидания, mon ami”; каковое великое слово королями не употребляется.
Возвратясь к себе во дворец, он начал повторять великие слова, столь удивительно смиренные и столь возвышенно горделивые, которые я употребил с его величеством, каковые слова премного его рассердили, и рассказывая некоторые подробности этих слов в присутствии госпожи ди Тамп, где был монсиньор ди Сан Поло, знатный французский барон.419 Этот человек явил в прошлом весьма великие свидетельства тому, что он мне друг; и действительно, на этот раз он с большим искусством, по-французски, доказал это. Потому что, после многих разговоров, король пожаловался на кардинала феррарского, что отдал меня ему под охрану, а тот ни разу с тех пор и не подумал обо мне, и что не по вине кардинала случилось, что я не уехал с богом из его королевства, и что он в самом деле подумает о том, чтобы отдать меня под охрану какому-нибудь лицу, которое знает меня лучше, чем кардинал феррарский, потому что он не желает больше давать мне повода лишиться меня. На эти слова тотчас же предложил себя монсиньор ди Сан Поло, говоря королю, чтобы он отдал меня под охрану ему и что он сделает так, что у меня ни когда больше не будет причин уезжать из его королевства. На это король сказал, что он вполне согласен, если Сан Поло скажет ему способ, которого тот хочет держаться, чтобы я не уезжал. Госпожа, которая при этом присутствовала, очень дулась, и Сан Поло вел себя осторожно, не желая сказать королю того способа, которого он хочет держаться. Король снова его спросил, и он, чтобы угодить госпоже ди Тамп, сказал: “Я бы его повесил за горло, этого вашего Бенвенуто; и таким способом вы бы его не утратили из вашего королевства”. Тотчас же госпожа ди Тамп подняла великий смех, говоря, что я вполне этого заслужил. На это король за компанию рассмеялся и сказал, что вполне согласен, чтобы Сан Поло меня повесил, если только он приищет ему другого, равного мне; что хоть я этого нисколько не заслужил, он дает ему полную волю. Сказанным образом кончился этот день, и я остался здрав и невредим; за что богу хвала и благодарение.
