скучноват, к тому же большинству художников свойственно пробовать практически все. они склонны к экспериментам, безрассудству, самоубийству, но марихуана появилась ПОСЛЕ того, как возникло Искусство, после того, как появился художник, травка Искусства не создает, однако для художника с именем она зачастую становится способом отдохновения, неким праздником жизни в виде сборищ курильщиков, а также чертовски полезным материалом, позволяющим заставать врасплох людей с душой нараспашку, а если и не нараспашку, то хотя бы не слишком строго охраняемой.

в 1830-х годах весь Париж говорил о курении гашиша и сексуальных оргиях у Готье. известно было и то, что Готье вдобавок пишет стихи, нынче в памяти людей сохранились в основном его сборища.

коснемся другой стороны проблемы: я бы очень не хотел, чтобы меня арестовали за употребление и (или) хранение травки, это походило бы на обвинение в изнасиловании, когда вы только понюхали вывешенные на просушку трусики, травка попросту не настолько хороша, действие ее большей частью основано на заранее внушенной самому себе вере человека в то, что он будет торчать, подмените ее искусной ненаркотической подделкой, имеющей тот же запах, и большинство курильщиков почувствует такой же эффект: «эй, крошка, какая ХОРОШАЯ трава, просто класс!»

что до меня, то я куда больше получаю от парочки больших банок пива, я не курю не потому, что соблюдаю закон, а потому, что трава мне надоедает и производит слабый эффект, однако я признаю, что действие марихуаны отличается от действия алкоголя, под травкой можно тащиться, едва ли отдавая себе отчет; выпив, вы, как правило, прекрасно знаете, что в стельку пьяны, я же принадлежу к старой школе: я люблю знать, что меня пробрало, но если кому-то хочется курнуть, глотнуть кислоты или уколоться, я не возражаю, это его личное дело, и то, к чему его тянет, то ему и годится, только и всего.

нынче развелось множество общественных комментаторов с низким уровнем умственного развития, так зачем же мне вносить еще и свое высокоинтеллектуальное брюзжание? все мы вдоволь наслушались старух, которые говорят: «ах, какой УЖАС, до чего доводит себя молодежь — все эти наркотики и прочая дрянь! по-моему, это просто кошмар!» — а потом вы смотрите на старую каргу: ни глаз, ни зубов, ни мозгов, ни души, ни жопы, ни рта, ни юмора, ни движения — ничего, сплошное бревно, и вы удивляетесь, до чего довели ЕЕ чай с домашним печеньем, церковь и дом на углу, да и старики иногда приходят в безудержную ярость из-за того, чем занимается молодежь: «черт возьми, я всю жизнь УПОРНО трудился!» (по их мнению, это достоинство, но на самом деле это только доказывает, что человек — круглый дурак.) «эти люди хотят все заполучить ПРОСТО ТАК! сидят, губят себя наркотиками и надеются на роскошную жизнь!»

потом вы смотрите на НЕГО:

аминь.

он просто завидует, его наебали. отняли лучшие годы, на самом-то деле ему тоже хочется праздника, если бы он только мог начать все сначала, но он не может, вот он и желает, чтобы все страдали так же, как он.

вот, собственно, и все. курильщики поднимают слишком много шума вокруг своей треклятой травы, а народ поднимает слишком много шума вокруг курения этой треклятой травы, и полиция при деле, курильщиков вяжут и требуют их распять, а спиртное разрешено законом, пока не выпьешь его слишком много и не попадаешься на улице, после чего тебя волокут в тюрьму, что ни дай роду людскому, все он исцарапает, искромсает и обосрет. если официально разрешат курить травку, жить в США станет уютнее, но ненамного, пока существуют суды, тюрьмы, законники и законы, их будут использовать.

просить официального разрешения марихуаны — примерно то же самое, что просить смазать маслом наручники, прежде чем на вас их защелкнут, ведь боль вам причиняет нечто иное — вот почему вы нуждаетесь в траве или в виски, в плетках и резиновых костюмах или в орущей музыке, включенной на такую громкость, что пропадают все мысли, или в сумасшедших домах, или в механических пиздах, или в ста шестидесяти двух бейсбольных матчах в сезон, или во Вьетнаме, или в Израиле, или в страхе перед пауками, в любимой, перед еблей промывающей в раковине свои желтые вставные зубы.

бывают прямые ответы, а бывают подсказки, мы до сих пор валяем дурака с подсказками, поскольку не возмужали еще или не набрались смелости настолько, чтобы прямо сказать, что нам нужно, несколько веков мы думали, что это может быть христианство, бросив христиан на съедение львам, мы позволили им бросить нас в собачье дерьмо, мы обнаружили, что коммунизм может принести какую-то пользу желудку среднего человека, но почти ничего не дает душе, ныне мы играемся с наркотиками, решив, что они откроют нам двери, восток подсел на наркоту раньше, чем выдумал порох, они обнаружили, что стали меньше страдать и чаще умирать, курить или не курить, «мы едем в Ма-ли-бууу, старина! ага, мы едем в Маллллли-БУУУУУ!»

пардон, я сверну себе самокрутку с табачком «Булл Дарэм».

хотите затяжку?

В последнее время я плохо сплю, но все это я не к тому. Происходит это тогда, когда мне кажется, что я засыпаю. Я говорю «кажется, что засыпаю», поскольку так оно и есть. Все чаще я в последнее время якобы сплю: я чувствую, что сплю, но при этом вижу во сне свою комнату, мне снится, что я сплю и все предметы находятся именно там, где я оставил их, когда ложился в постель. Газета на полу, пустая пивная бутылка на туалетном столике, моя единственная золотая рыбка, медленно кружащая у самого дна своей банки, — все хорошо знакомые вещи, с которыми я сроднился, как с собственными волосами. А зачастую, когда я НЕ сплю и, лежа в постели, смотрю на стены в дремотном ожидании сна, я задаю себе вопрос: бодрствую я или уже уснул и вижу во сне свою комнату?

Дела в последнее время идут хуже некуда. Смерти; лошади еле плетутся; зубная боль; кровотечение, прочие, не подлежащие упоминанию вещи. У меня нередко возникает такое чувство, что уже вряд ли может быть хуже. А потом я думаю: ты что, ведь у тебя еще есть жилье. Ты ведь еще не на улице. Было время, когда против улиц я ничего не имел. Нынче я их не выношу. Я уже мало что способен терпеть. Меня так часто донимали уколами, так часто пронзали насквозь и даже бомбили… Что больше я попросту не хочу; всего этого я больше не выдержу.

А дело вот в чем. Когда я засыпаю и вижу во сне, что нахожусь в своей комнате, а может, все это так на самом деле и есть и я не сплю, не знаю, только при этом кое-что начинает происходить. Я замечаю, что дверь чулана слегка приоткрыта, а я уверен, что она была закрыта еще секунду назад. Потом я вижу, что щель от приоткрытой двери чулана и вентилятор (нынче жарко, и на полу у меня стоит вентилятор) образуют прямую линию, которая направлена мне в голову. Охваченный внезапным смятением, я в ярости отрываю голову от подушки, именно «в ярости», поскольку при этом обычно самыми последними словами проклинаю «тех» или «то», что пытается меня убрать. Вы скажете: «Парень сошел с ума», и действительно, быть может, так оно и есть. Но мне так почему-то не кажется. Хотя это и весьма слабый довод в мою защиту, если довод вообще. На улице, среди людей, мне становится неуютно. Они разговаривают и выражают бурный восторг, который не имеет ко мне ни малейшего отношения. И все-таки именно с ними я чувствую себя сильным как никогда. Вот какая мысль приходит мне в голову: если они могут существовать с помощью распавшихся на фрагменты вещей, значит, я это тоже могу. Но лишь когда я один и все сравнения должны сводиться к сравнению меня самого со стенами, дыханием, историей, с моей смертью — тогда и начинают твориться странные вещи. Я человек явно слабый. Я пытался обратиться к Библии, к философам, к поэтам, но, на мой взгляд, они почему-то упустили самую суть. Они толкуют о чем-то совершенно другом. Поэтому я давным-давно перестал читать. Небольшое облегчение я нашел в выпивке, азартных играх и сексе, и в этом смысле я почти ничем не отличался от любого человека в округе, в городе, в стране; единственная разница состояла в том, что я не мечтал «преуспеть», не хотел обзавестись семьей, домом, престижной работой и так далее. Вот таким я был: ни интеллектуал, ни художник; не имел я и спасительных корней простого человека. Я болтался посередине, точно заработал некий промежуточный ярлык, а это, сдается мне, и есть начало душевной болезни.

А что у меня за вульгарные манеры! Я сую себе палец в задний проход и чешусь. У меня геморрой. Это лучше, чем половые сношения. Я расчесываю там до крови, пока боль не заставляет меня прекратить.