решимости.
— Я вам очень благодарен, пан Панофка. Когда вы будете в Люблине, прошу вас пожаловать ко мне. Я вас приглашаю от своего имени и от имени моей супруги. А теперь может сойдем вниз в ресторан, ведь надо же это событие по обычаю, спрыснуть чем-нибудь эдаким — поблагороднее.
— Извините, не могу. Я занят, договорился пополудни дать концерт у Потоцких. За один час игры управляющий уплатил мне пятьсот рублей серебром. Программа легонькая, такая себе… магнатская. Управляющий просил, чтобы в концерте не было ничего серьезного, что могло бы взволновать графа и его аристократических гостей. Я люблю такие концерты у аристократов.
Доктор из вежливости улыбался, слушал Панофку, а сам своими мыслями был уже далеко — на почте, что на Трембацкой улице. Будут ли еще места в курьерском дилижансе, отправляющемся сегодня в Люблин? Правда, следовало бы еще повидаться с квартирмейстером. Но ему уже хотелось домой. К жене, детям, пациентам. Он простился с маэстро Панофкой и поспешил на Краковское Предместье. Генек шел рядом с отцом и с любопытством рассматривал дворцы Потоцких, Радзивиллов, монастырь ордена милосердных сестер — салезианок. На почтовой станции доктор купил два билета на сегодняшний дилижанс в Люблин.
— Я бы съел плитку шоколада, — пояснил отцу Генек.
— Да, шоколад тебе действительно полагается за сегодняшний день, но у нас мало времени. Куплю тебе на дорогу. Сначала надо пообедать, уложить чемодан и возвращаться домой, к маме.
— К маме, это хорошо. К милой мамочке. К Юлику и Юзику… — обрадовался малыш.
НОЧНЫЕ СОВЕЩАНИЯ. ОТЪЕЗД В ПАРИЖ
Сентябрьские ночи бывают уже холодными. Приближается осень. Пани Регина очень занята. Она сушит полынь и ромашку. Она насобирала много различного зелья на лекарства. А ведь надо еще заготовить на зиму всевозможные маринады, соки, наливки, варенья, овощи. Доктор весь день возится с пациентами. Седьмое сентября. День ангела, именины Регины. Надо приготовиться. У семьи доктора в городе и окрестностях множество друзей и знакомых. Что-то ей подарит муж? Дети, конечно, не забудут. Да и слуги помнят о празднике своей доброй гоcпожи.
Генек похож на свою мать. Стройная, высокая женщина с греческим носом, черными как вороново крыло волосами и черными глазами. У нее красивые руки. Длинные пальцы, узкая ладонь поражают своей силой и не только тогда, когда она садится за рояль. Пани Регина — мастер на все руки. В ее руках игла превращается в волшебную палочку. Она превосходно красит кистью полы, умеет покрасить и двери и окна, умеет скроить платье, брюки или что-нибудь другое. Если надо — превращается в столяра и мастерски работает рубанком или пилит доску для каких-либо хозяйственных надобностей. Она умеет сшить даже ботинки. По-французски говорит, словно родилась в каком-нибудь Лионе, а не в Люблине.
Своих детей она учит музыке и даже находит время, чтобы сыграть что-нибудь в четыре руки, принять участие в трио или квинтете. Сколько силы у этой слабой женщины! Сколько прекрасного, утонченного изящества! А к тому же ей приходитсячасто успокаивать расстроенные нервы мужа, привыкшего распоряжаться по-военному.
Пани Регина обрадовалась возвращению мужа из Варшавы с новостью о таланте сына и одновременно напугалась. Как же такой малыш сумеет обойтись без матери, вдобавок на чужбине? Париж — большой город. В Париже действительно есть консерватория, где могут отшлифовать талант Генека. Но ведь он еще слишком мал для того, чтобы отправить его в Париж одного.
— Не пропадет!… — отрубил отец, выслушав опасения жены. — Ничего с ним не случится. Надо, чтобы мальчик привыкал к самостоятельности. Ведь не будешь же ему до смерти нос утирать.
— Ты меня не понимаешь, Тадек, — мягко защищалась мать. — По моему, он должен еще лет шесть жить с нами, в семье. Ведь ему надо не только уметь играть. Ему надо дать основы общего образования. Что же это будет за музыкант, который не имеет понятия о географии, истории, математике и о природе своей родной страны?
— Не беспокойся. Предоставь это мне, отцу. Уж ты всегда найдешь себе заботу, не стоящую выеденного яйца.
— Что ты говоришь, ведь это же наш ребенок!
— Наш. И что ж из этого следует?
— Ты не хочешь меня понять, — перебила жена, оставаясь при своем мнении.
Начиная с этого дня, каждое утро, просыпаясь ото сна, и каждый вечер, ложась в постель, в беседах о разных делах она упорно и с беспокойством возвращалась к теме отъезда Генека.
— Моя дорогая, я решил, что мальчик поедет в Париж. Не будет же он там одинок. У тебя в Париже брат, разве он даст в обиду Генека? А, впрочем, стоит ли думать обязательно о каком-либо несчастье? Что плохого может там с ним случиться?
— Он такой маленький, живой, несдержанный и слабый ребенок…
— Ничего… в Париже повзрослеет, укрепится, разовьется. — Доктор спешил. Ему необходимо сегодня посетить роженицу, в приемной ждут пациенты. Им надо выписать рецепты, утешить, терпеливо выслушать их жалобы. Пани Регина в столовой проверяет, подан ли завтрак. С этими завтраками хуже всего. Редко к ним собирается вся семья. Как же бывает хорошо, когда у стола соберутся все домочадцы, и мать любуется своими сыночками, здоровыми, чистыми, с хорошим аппетитом. Она очень любит такие минуты. Только в присутствии отца дети ведут себя спокойно, а если его нет — не обходится без шалостей, тумаков, щипков под столом. И все говорят непонятные матери слова. Действительно у них свой, никому не понятный язык. Неизвестно, откуда у них берутся такие слова. Юлика они зовут Киця, Олесь — это Клопс, Юзик — Крыса, а Генек у них — Гук-Пук.
Увы, муж уже в своем кабинете. Михал пришел сказать, что доктор едет с визитом к тяжело больной.
— Доктор не должен уехать, не позавтракав, — решила обеспокоенная пани Регина. — Позови сюда Малгосю.
Михал направился в кухню. Долго объясняться с кухаркой не пришлось. Она хорошо знает свои обязанности и привычки хозяев. Если доктор едет в дорогу, то надо приготовить стакан крюшона и яичницу, по крайней мере из шести яиц, с грудинкой. Не помешает и кофе с молоком, мягкие, свежие булочки, масло в стеклянной масленичке с крышкой.
Мальчики уже одеваются. У них в комнате стоит шум и неразбериха. За ними смотрит старая нянюшка Марыся. Но разве ей совладать с этими сорванцами? Ребята моются, как попало, шею и уши едва побрызгивают водой, а хозяйка потом недовольна. Но в день именин любимой мамочки все эти ежедневные неурядицы, хлопоты, выглядят совершенно иначе. К завтраку кухарка подает пирог. Мальчики чисто вымыты, празднично одеты. Стоят у дверей родительской спальни как солдаты. У каждого в руках лист бристольского картона, а в кармане или за спиной спрятан подарок маме. Сегодня они встали пораньше, подымать их с кровати не пришлось. Впереди самый старший Киця, то есть Юльян. На листе картона он каллиграфически выписал свои поздравления, списанные из какого-то альбома. Он ревниво оберегает свое произведение от посторонних взглядов, связав свернутую в трубку бумагу розовой ленточкой. В уме повторяет стихи: