шуткой загладить свою неловкость.
— Смотри, слезы переполнят бокал. Разве я тебя чем нибудь обидел?
— Ты пойми, я не могу, я не хочу, — сквозь слезы говорит Иза.
— Я все понимаю, только не плачь, пожалуйста.
— Я никогда больше не пойду с тобой в ресторан.
— Не говори так. Кто знает, может быть ты еще будешь спать со мной в одной кровати, — чересчур уж смело заявил Генрик.
Мисс Иза Гемптон срывается со стула и почти бегом покидает трактир. Она направляется на пристань. У нее нет билета и нет денег. Она стоит в нерешительности.
Толстый трактирщик опросил за недопитое вино, гостиную комнату и свою жирную улыбку целую гвинею.
Генрик бросил ему золотой и побежал вслед за Изой.
— Иза, почему ты убежала?
— Я тебя прошу не разговаривай со мной. Боже, что это будет когда папа узнает, что ты хочешь спать со мной в одной кровати?
— А разве твой отец не спит с матерью?
— У моего отца собственная кровать.
Скрипач широко открыл глаза. Он сначала не понял, в чем причина возмущения девушки, но теперь весело захохотал.
— Пустяки, недоразумение, я тебе куплю кровать, какой нет ни у одной королевы. И себе тоже куплю великолепное французское ложе.
— Подумай, о чем ты говоришь? Ведь это не серьезно, — перебила его англичанка.
Никто так не обратил внимания на прогулку скрипача с дамами Гемптон, как импрессарио мистер Гентцер. Верховая езда Венявского на великолепной лошадке ему очень понравилась и он пускал в ход сплетни о симпатии мисс Изы к знаменитому виртуозу. Генрик не очень любил своего энергичного импрессарио, который пользовался любым случаем, чтобы снабдить сенсацией жаждущую новостей прессу. Генрик не всегда мог скрыть свои свидания с Изой, ибо он много выезжал в провинцию, часто выступал с концертами в аристократических домах и поэтому был широко известен. Нынешний летний сезон был у него полностью занят. Скрипача ждали в Эмсе, Гамбурге, Остенде. А с Изой ничего еще не было решено. Правда, в доме Томаса Гемптона его принимали любезно, но с некоторым холодком. Он здесь встречал знаменитых писателей, иногда играл там, но, желая встретиться с Изой, должен был назначать свидания в Национальной галерее, в цирке или на выставках. Девушка позволяла себя целовать, но сама на поцелуи не отвечала. Она услышала из уст молодой, привлекательной дамочки, посещавшей дом ее родителей непонятную фразу, сказанную подруге со смехом и свободой, но так, чтобы слышали другие дамы.
— Этот скрипач был бы превосходным любовником. Он молод и красив.
— У тебя же есть муж.
— Муж не в счет. У него нет темперамента, а этот скрипач, должно быть, очень пылкий.
— Что ты, в самом деле, стыда у тебя нет?!
— Глупости, ты в этом ничего не смыслишь.
— Люси, не играй с огнем. Обожжешься!
— Вот этого я и хочу, — сказала привлекательная дама.
Подруги засмеялись, а мисс Иза решила больше не приглашать Люси на файв-о-клоки, на которых будет присутствовать скрипач. Она сама не вполне отдавала себе отчет в том, почему она так поступает, но все же не хотела выпустить Генрика из своих рук. Она запретила ему посылать цветы и сладости, потому, что… это волнует ее отца. Вообще она часто в своих беседах с Генриком упоминала об отце и оправдывала свое поведение боязнью отцовского гнева.
Встречи с Генриком становились все более опасными. И как это хорошо, что он должен уехать из Лондона. Импрессарио Гентцер не забывал снабжать газеты известиями об успехах Венявского; к прежним триумфам прибавлялись новые.
Голландский король Вильгельм, очарованный его игрой, подарил ему бриллиантовый перстень. Генрик сообщил об этом Изе и просил, этобы она приняла этот перстень в подарок от него. Они уже были почти помолвлены. Генрик хотел жениться на ней, но она постоянно выдвигала различные препятствия и без мамы не хотела выехать из Лондона.
«Почему нельзя без мамы? Ведь ты моя невеста. Будь отважной, я тебя не обижу. Твой приезд — мое единственное и самое большое желание» — писал Генрик Изе. Теперь уже и Антон Рубинштейн знал тайну своего друга. Они часто выступали вместе. Однажды перед концертом пианист сообщил:
— Вообрази себе, Коптский уже надоел при дворе. Наверно, начал изображать на скрипке слона.[21] Представляется случай занять его место. Было бы замечательно, если бы ты стал солистом его императорского величества. Если хочешь жениться, тебе нужен постоянный доход.
— Она мне не откажет и без постоянного дохода.
— Но мама, папа, вся семейка Осборн-Гемптон и вообще все эти английские эсквайры — думают иначе. Для них постоянный доход — это основа благополучия, — смеялся Антон.
Он очень хотел помочь другу в предсвадебных хлопотах.
— Нам так было бы приятно вместе выступать в Петербурге, Париже, Лондоне. Хорошо бы постоянно жить вместе над Невой.
ЛЕГЕНДА В ЛЮБВИ И ЛЮБОВЬ В ЛЕГЕНДЕ
По примеру прошлых лет Остенде и в этом году было переполнено поклонниками устриц и любителями рулетки. Все гостиницы, пансионы и виллы заняты. Ведь Остенде — европейский курорт, расположенный в Бельгии почти напротив Лондона, и здесь не какое-нибудь северное море, а открытый океан. Достаточно сесть на пароход идущий в Кале, чтобы через час гулять по пляжам Остенде… Экскурсии в Брюгге, Брюссель, Гент чрезвычайно разнообразят пребывание на этом фешенебельном курорте. Мистер Гентцер умело использует все обстоятельства. Концерты Венявского он обеспечил превосходной рекламой.
Вместе с Антоном Рубинштейном они дали концерт в Курхаузе, забавляясь снобизмом завсегдатаев курорта. Программа их концертов состояла из разных салонных пьес, которые украшались ими разными виртуозными штучками, к вящему удовольствию публики. Изредка в программу включались серьезные, классические вещи, теперь уже для удовольствия самых исполнителей.
Генрика и Изу теперь часто видели на берегу моря. У них было о чем поговорить. Иза огорчалась его проигрышами в казино. Генрик смеялся над этими огорчениями.
— Кто счастлив в любви, несчастлив в игре. Как говорят у нас в Польше — два гриба в борщ не кладут.
— Неужели ты не можешь перестать играть в эту рулетку? Ведь я же с тобой.
— Неудачи в игре убеждают, что я могу быть спокоен за нашу любовь.
— Ты поступаешь, как сумасшедший и вместо серьезного ответа… — беспокоилась Иза, морща носик.
— Что касается тебя, то я действительно с ума сошел, — согласился Генрик и вздохнул. — Но ты же ко мне холодна.
— Ты несправедлив. Мы должны еще немножко подождать.
