— И давно это случилось?

— Они уехали ровно три недели назад. Стелла в тот вечер ужинала у меня и рассказала, а ты был в Оксфорде на собеседовании, — напомнила Энн мужу. — Было это как раз три недели назад.

— Бедный Саймон теперь кошмарно перегружен, — повернулась она к Смайли. — Феликс Д'Арси нагрузил его еще и всеми экзаменационными работами, которые должен был про верить Роуд. Тут свои успей проверить, а еще и чужие — кошмар.

— Да, — заметил раздумчиво Саймон. — Неделька выдалась неважная. Ситуация отчасти даже унизительная. У Роуда в классах есть и несколько моих прежних учеников. Кое-кого из них я считал практически невосприимчивым к точным наукам, а Роуд, видимо, добился с ними поразительных успехов. Одному такому — Перкинсу — пришлось поставить шестьдесят один балл. В прошлом же семестре он получил у меня пятнадцать баллов за куда более легкую работу. Его не оста вили на второй год лишь благодаря шумному вмешательству Филдинга. Он у Филдинга в корпусе.

— Знаю, знаю — рыжеволосый, староста.

— Вот как! — изумился Саймон. — Неужто знаете?

— Филдинг нас познакомил, — туманно пояснил Смайли. — Кстати, об этом инциденте с иммигрантами вам, кроме Стеллы, никто не рассказывал? Не подтвердил случившегося, так сказать?

Энн Сноу странно посмотрела на Смайли.

— Нет. Только Стелла. Разумеется, Доротея Д'Арси и не заикнулась об этом. Но зато уж и возненавидела же она Стеллу!

Смайли проводил гостей к автомобилю и, несмотря на их протесты, дождался, пока Саймон не завел мотор рукояткой. Наконец машина тронулась и угромыхала по тихой улице. Смайли с минуту еще стоял на тротуаре — странная, одинокая фигура, глядящая в пустую даль дороги.

Пес, не кусавший почтальона; дьявол, которого мчал ветер; женщина, знавшая, что умрет; озабоченный человек в пальто, стоящий в снегу близ отеля; и тягучий перезвон курантов на башне Аббатства, говорящий, что пора спать.

Поколебавшись, пожав плечами, Смайли пересек улицу, поднялся на порог отеля и вступил в желтый, скаредный свет вестибюля. Не спеша взошел по лестнице.

«Герб Солеев» был ему глубоко противен. Заабажуренный свет в холле типичен для всего тут: плох, старомоден, чопорен. Как официанты здешние, как приглушенные голоса в диванной, как этот однокомнатный отвратный номерок с позлащенными и голубыми вазами и с гобеленами в рамках, изображающими сад в Букингемшире.

В комнате стоял ледяной холод: должно быть, горничная открывала окно. Он сунул шиллинг в щель счетчика, зажег газ. Пламя брюзгливо вспузырилось и погасло. Смайли оглядел комнату — не найдется ли где писчей бумаги. К его немалому удивлению, таковая отыскалась в ящике письменного стола. Смайли переоделся в пижаму и халат и, ежась, полез в постель. Посидев там зябко минут пять, он встал, принес пальто и постлал поверх стеганого одеяла. Пальтом от холода спасаюсь…

Как там у нее в показании? 'И мне спасибо скажут, моя голубка скажет, а бусы я взяла для святых, а пальто взяла — пальтом от холода спасаюсь…' Пальто это дали Стелле в среду, для беженцев. По смыслу показания резонно бы предположить, что Джейни и пальто из теплицы, и бусы с тела похитила в одно время. Но ведь в пятницу утром Доротея Д'Арси побывала там — да-да, с мистером Кардью, — и вот что она говорила сегодня: «Ни вещички не валялось — все запаковано в посылочный мешок, увязано, адрес написан… Чертовски дельная работница, скажу вам…» Но тогда почему Стелла и пальто не вложила в посылку? Если все прочее запаковала, то почему пальто оставила?

Или же Джейни украла пальто еще днем, прежде чем Стелла упаковала вещи? Если так, то как будто лишний довод, что не Джейни убила. Но нет, не так. Ибо совершенно невероятно, чтобы Джейни днем украла пальто, а вечером того же дня вернулась снова. — Начни сначала, — пробормотал Смайли не то себе в поучение, не то листку бумаги на коленях, украшенному гербом Солеев. — Джейни украла пальто одновременно с бусами, то есть когда Стелла была уже мертва. Отсюда следует, что либо пальто не было упаковано с прочей одеждой, либо же…

Либо что? Либо же кто-то другой — не Стелла Роуд — запаковал вещи уже после смерти Стеллы, но прежде, чем Доротея Д'Арси и мистер Кардью пришли утром в пятницу к Роуду домой. Но за каким бы дьяволом, подумал Смайли, понадобилось кому-то заниматься этой упаковкой?

В проводимых Смайли изысканиях — будь то среди инкунабул безвестного поэта, будь то среди кропотливо собранных обрывков разведданных — одним из кардинальных его принципов было не заходить за пределы четко доказанного. Не придавать фактам, логически раскрытым, не свойственного им значения. Поэтому Смайли не стал распространяться и расширять сделанное им примечательное открытие, а занялся самым неясным из всего — мотивом убийства.

Он стал записывать:

«Доротея Д'Арси. Затаила обиду после фиаско с беженцами. Как мотив убийства — явно жидковато». Но почему она, однако, так разливалась в похвалах Стелле?

«Феликс Д'Арси. Негодовал на Стеллу Роуд за несоблюдение карнинских норм поведения. Как мотив убийства — смехотворно, Шейн Хект — ненависть.

Теренс Филдинг. В разумном, здравом мире — ни малейшего мыслимого мотива».

Но разве здоров и разумен мир Карна? Из года в год они должны жить в том же замкнутом кругу, говорить все то же и все тем же окружающим, петь все те же славословия. Ни денег у них, ни надежды. Мир меняется, меняются моды; женщины Карна следят за модой издали, ушивают платья, закалывают волосы, и с каждым новым глянцевитым модным журналом подбавляется в них ненависти к мужьям. Шейн Хект — не она ли убила Стеллу Роуд? Не таится ли в бесплодно-всеведущей и дебелой ее туше не только ненависть и зависть, но и храбрость, требуемая для убийства? Не боялась ли она за тупицу мужа, не опасалась ли, что способный Роуд его обскачет? Так ли уж ее в действительности возмущало, что Стелла не хочет участвовать в крысиных гонках — состязаться в светскости?

Ригби прав — знать это невозможно. Чтобы понять их, надо самому быть нездоровым, быть пациентом здесь, пробыть не два-три дня, а годы, пролежать на одной из рядами поставленных белых коек, узнать запахи их пищи и алчность их взглядов. Надо слышать, самому быть участником, знать их правила и разбираться в проступках. Здешний мир втиснут в рамки уродливых условностей — мирок слепой, ханжеский, но реальный.

Но кое-что бросается в глаза: странная спайка между Феликсом Д'Арси и Филдингом, несмотря на обоюдную неприязнь; нежелание Д'Арси говорить о ночи убийства; то, что Филдинг явно предпочитал Стеллу Роуд ее мужу; презрение Шейн Хект ко всем вокруг.

Шейн не шла у Смайли из ума. Если бы мир Карна подчинялся логике и кто-то обречен был умереть, то ясно, что обречена была бы Шейн Хект. Она — ходячая кладовая чужих тайн, у нее безошибочный нюх на людские слабости. Разве не вывела она даже Смайли на чистую воду? Не уязвила Смайли этой его горе- женитьбой, не поиграла с ним, как кошка с мышью? Да, уж если кого убивать, то ее.

Но почему, черт побери, убили Стеллу? Почему и как? Кто запаковал затем посылку? И для чего?

Он пробовал уснуть и не смог. Наконец, когда часы на башне пробили три, он снова включил свет и сел в постели. В комнате заметно потеплело, и Смайли было удивился, неужели это среди ночи включили центральное отопление, бездействовавшее весь день. Но тут до его слуха дошел шум дождя на дворе; он подошел к окну, раздернул гардины. Лил дождь, к утру весь снег смоет. По дороге неспешно шли двое полицейских. Слышно было, как они чавкают башмаками по тающему снегу. Под уличным дуговым фонарем блестели их мокрые плащи.

И вдруг в мозгу у него прозвучал голос Ригби: «Повсюду кровь. Убийца наверняка был сплошь захлестан кровью». Затем Юродивая Джейни замаячила на лунном снегу, и слова: «А Джейни видела…