— Уильям Трампер — из бывших учеников Чарльза, такое было ликование, когда он выдержал выпускные экзамены.

Смайли, вовсе не желая быть соучастником мести, вершимой над викарием, повернулся было к Энн Сноу, но ту все еще терзала мисс Д'Арси своими благотворительными замыслами, а Шейн между тем продолжала ему говорить:

— Я про одного-единственного только Смайли слышала, Он женился на леди Энн Серком в конце войны. Она, понятно, вскоре ушла от него. Престранная была пара. Как я слышала, он совершенно неприемлем. Она же как-никак родня лорду Солею. Род Солеев вот уже четыреста лет связан с Карном. Молодой Солей, наследник, учится сейчас у Чарльза; мы часто обедаем в замке. Я так и не знаю, что сталось с Энн Серком… уехала в Африку… или же в Индию? Нет, в Америку. В замке об этом не принято говорить.

На мгновение шум разговоров схлынул. На мгновение, не более, Смайли перестал воспринимать все, кроме упорного взгляда Шейн Хект; и он знал, что она ожидает ответа. Но вот она отвела взгляд, как бы говоря: «Видите, я могла бы раздавить вас. Но так и быть, живите», — отвернулась и отошла.

Он словчил — простился и вышел в одно время с Энн и Саймоном Сноу. Их ожидал старенький автомобиль, и Сноу настояли, чтобы и Смайли сел — они подбросят его в отель. Дорогой он сказал:

— Если перед вами нет сегодня лучшей перспективы, то я счастлив буду пригласить вас отобедать со мной сейчас в отеле. Догадываюсь, что обеды там отвратные.

Поотнекивавшись, Сноу приняли приглашение, и четверть часа спустя вес трое сидели в углу громадной обеденной залы «Герба Солеев», к великому прискорбию троих официантов и доброго десятка поколений Солеев-предков — напыщенных и шелушащихся портретов.

— Мы по-настоящему узнали се только с год назад, — стала досказывать Энн Сноу. — Стелла мало общалась с женами других преподавателей — к тому времени она уже обожглась и поумнела. Она не посещала чаепитий и тому подобное, и это просто счастливый случай нас свел. Когда мы приехали в Карн, для нас не нашлось школьного дома, и мы вынуждены были первый семестр прожить в гостинице. В конце второго семестра мы въехали в домик на Брэд-стрит. Переезд наш был кошмар. Саймон занят был с выпускниками, а у нас как раз полнейшее безденежье, и пришлось все самим ухитряться. Переезжали в четверг утром. Лил дождь, хлестал как из ведра. А вся, какая была у нас, хорошая мебель не пролезала в дверь дома, и грузчики просто-напросто сгрузили меня на порог, и делай что хочешь. — Она рассмеялась, и Смайли подумал, какое она, в сущности, милое дитя. — Они вели себя просто возмутительно. У них бы, я думаю, хватило совести уехать, да им с места не сходя потребовалась оплата. А счет на целых несколько фунтов превысил первоначальную оценку. Чековой книжки у меня, конечно, не оказалось. Осталась у Саймона. Грузчики даже грозились увезти все обратно. Прямо чудовищно. Я чуть не расплакалась. (Она вот уже и сейчас чуть не плачет, подумал Смайли.) Но тут как с неба упала к нам Стелла. Не представляю, как она узнала о нашем переезде — другие-то никто, конечно, и не знали. Принесла рабочий халатик, туфли старые — пришла помогать. А увидела, что тут творится, и не стала даже разговаривать с грузчиками, просто прошла к телефону и позвонила их хозяину мистеру Маллигану. Не знаю, что она ему сказала, но потом подозвала старшего, и Маллиган ему по телефону приказал, и с этой минуты все пошло гладко. Стелла была ужасно рада — рада помочь. Такой она была человек. Грузчики сняли двери с петель и все-все внесли. Стелла оказалась чудесная помощница — не распорядительница, а помощница. Остальные преподавательские жены, — прибавила Энн горько, — ужасно как ловки распоряжаться, но и руки не приложат помочь.

Смайли кивнул, скромно налил коньяку в рюмки.

— Саймон увольняется, — вдруг поделилась Энн секретом. — Мы возвращаемся в Оксфорд, ему предоставили там докторантскую стипендию. Получит докторскую степень и будет преподавать в котором- нибудь из университетов.

Выпили за успех Саймона, поговорили о разных разностях, затем Смайли спросил:

— А что представляет собой Стэнли Роуд — как работник и коллега?

— Учитель он неплохой, — сказал Саймон медленно, — но в общении тягостен.

— Это не Стелла, он совсем-совсем иной, — сказала Энн. — Ужасно «карнианский». Д'Арси его взял под опеку, и Роуд совсем помешался на Карне. Саймон говорит, они все таковы — питомцы классических школ. Усердие новообращенного. Противно смотреть. Он даже веру переменил здесь, в Карне. Он, но не Стелла — Стелле бы и не прибредилось такое.

— У англиканской церкви есть чем прельстить Карн, — заметил Саймон, и Смайли понравилась сухая точность фразировки.

— Стелла, очевидно, не слишком дружна была с Шейн Хект, — слегка копнул Смайли.

— Какое там! — с сердцем воскликнула Энн. — Шейн относилась к Стелле гадко, вечно над ней насмехалась за то, что та была честных и простых нравов и душой не кривила. Оттого, по-моему, и ненавидела Шейн Стеллу, что Стелла не желала корчить светскую даму, а предпочитала быть такой, какая есть. Вот что не давало Шейн покоя. Шейн любит, когда другие пыжатся, состязаются в светскости, а она может вдосталь над ними глумиться.

— Шейн это любит, и Карн это любит, — негромко прибавил Саймон.

— Она ужасно как хорошо вела работу с иммигрантами. С ними у нее и связаны первые серьезные неприятности, — сказала Энн Сноу, слегка покачивая коньячную рюмку узкой рукой.

— Неприятности?

— Да, перед самой ее смертью. Вам не рассказывали? О ее крупной ссоре с мисс Д'Арси?

— Нет.

— Ну, понятно, что Д'Арси не стали рассказывать. А Стелла сплетнями не занималась.

— Дайте-ка я изложу, — сказал Саймон. — Историйка занятная. Когда начался шум с Годом беженцев, Доротея Д'Арси зажглась благотворительным энтузиазмом, каковым возгорелся и ректор. Доротеины вспышки энтузиазма всегда синхронизированы с ректорскими. Она занялась сбором средств и отсылкой вещей в Лондон. Все это весьма похвально, однако в городе уже проходила, и вполне успешно, кампания помощи иммигрантам, объявленная мэром. Но нет, это Доротее не подходит: Карну и благотворительность нужна своя, отдельная; с плебсом ни компанию водить, ни кампанию проводить. Думаю, что вдохновлял Доротею ее брат. Как бы ни было, но по прошествии нескольких месяцев из Лондонского центра пришел, видимо, Доротее письменный запрос — не приютит ли в Карне кто-либо двоих иммигрантов, мужа с женой. Вместо того чтобы огласить это письмо, Доротея тут же написала в Лондон, что сама даст им приют у себя. Что ж, ладно. Эти двое приехали, Доротея и Феликс встали в гордую позу благодетелей, и местная печать разрекламировала это как пример британской гуманности.

А месяца через полтора в один прекрасный день наши муж с женой постучались к Стелле. (Роуды с Д'Арси живут ведь по соседству, да и, помимо того, Стелла пыталась проявить участие к Доротеиным гостям.) Жена лила потоки слез, а муж метал громы и молнии, но Стеллу это не устрашило. Она их тут же провела в гостиную, чаем напоила. Наконец они на простейшем английском все же как-то объяснили, что сбежали от Д'Арси по причине дурного обращения. От жены требовалось с утра до ночи подвизаться в кухне, а мужа приставили в качестве бесплатного псаря к этим пакостным спаниелям, которых разводит Доротея. К безносым этим.

— Той-спаниелям, — подсказала Энн.

— Положение — хуже не придумаешь. Жена беременна, муж — дипломированный инженер, так что оба не вполне годятся на роль домашней прислуги. Они сказали Стелле, что Доротеи до вечера не будет дома — уехала на собачью выставку. Стелла посоветовала им побыть покамест у нее, а вечером пошла и сообщила Доротее о случившемся. Смелости Стелле не занимать было, как видите. То есть дело, собственно, не в смелости, а в простоте и прямоте. Доротея пришла в ярость и потребовала, чтобы Стелла немедленно возвратила «ее беженцев». Стелла в ответ заверила ее, что они не захотят возвращаться, и ушла домой. Дома позвонила в Лондонский центр и спросила у них совета. Оттуда прибыла представительница для беседы с Доротеей и ее подопечными, и в результате беженцы на следующий день вернулись в Лондон… Нетрудно вообразить, какой бы деликатес сделала Шейн Хект из этой истории.

— А она не дозналась разве?

— Стелла никому, кроме нас, не рассказала, а от нас дальше не пошло. Доротея же просто объявила, что беженцам нашлась работа в Лондоне, и на этом точка.