от Тифлиса, два батальона с орудиями, чтобы избавить Грузию от набегов. Станут у Алазани и прикроют разом обе дороги на Тифлис и на Елизаветполь. Так лезгин нам больше опасаться не надобно. Остается Терек, на той стороне Кавказа. На левом берегу его станицы казацкие. На правом до самой Сунжи селения мирных чеченцев. Но генерал Греков объяснил нам сейчас, в чем отличие мирного разбойника от немирного. Что до меня, предпочитаю врага открытого. Потому предлагаю перенести наши укрепления ближе к горам, на берег реки Сунжи. Там поставим новую крепость, из которой будем грозить горским хищникам. А потому и назовем ее — Грозной…

Отряд, к которому присоединился Новицкий, от Владикавказа до Червленной станицы шел пятеро суток. Пехота могла бы двигаться даже наравне с конными, но все подравнивали скорость под обоз — несколько десятков телег, запряженных волами. На ночь останавливались еще до темноты и выходили тоже только по свету. Засады чеченской не опасались, рассудив, что одна партия, пусть даже сотни полторы, конных не решится напасть на войсковую колонну, но ловить случайную пулю тоже никому не хотелось. Конвой к транспорту полагался усиленный — послали роту егерей, орудие и полусотню казаков. Еще ехали десятка два конных офицеров и чиновников, командированных в новое укрепление. Командующий жил там уже более месяца, и многие хотели либо разрешить очередное служебное дело, либо просто попасть на глаза начальству в небезопасной ситуации.

Большая станица стояла на том же, левом берегу реки, по которому подходил и отряд. Вся она, как понял Сергей, была окружена высоким земляным валом, а вход надежно запирали большие, сплоченные из широких и толстых досок ворота. Над воротами к небу тянулась вышка, на которой стоял караульный казак. Товарищи его дремали внизу.

Отряд втянулся в селение и стал на ночлег, разобравшись по узким и грязным улицам, забитым лужами и нечистотами, отходами жизни человеческой и животной. Сергей прогулялся на площадь, прошелся по лавкам, поглазел на ткани, папахи, уздечки, подышал запахом краски и дегтя да поскорее убрался на воздух. Еще раз обошел площадь, разглядывая дома и женщин, копошившихся во дворах, и столкнулся с Атарщиковым, тем самым, через кого он сносился с аварским ханом. Сейчас казак вызвался проводить транспорт до Грозной.

Атарщиков выходил из длинного одноэтажного дома, над которым, заметил Новицкий, высился крест.

— Ходил в церковь, Семен?

— Ходят по лавкам, Сергей Александрович, а мы молимся.

Тут только Новицкий сообразил, или, точнее, вспомнил, что местные жители, гребенские казаки, потомки тех суровых людей, что не приняли новшества патриарха Никона и до сих пор сохраняют правила старого благочестия.

— Можно мне зайти, осмотреться?

Семен было замялся, но, оглянувшись, увидел рядом кучку таких же кряжистых людей, заросших густыми, поседевшими бородами, и отказал наотрез:

— Ты, Александрыч, прости, сапоги, может, почистишь у входа, да ведь душу сразу не отскребешь. От тебя же табачиной, считай, на полверсты тянет. Как тебя такого в дом пустишь?! Пойдем-ка лучше ночлег искать. Я тут договорился со знакомым, уложат, накормят, чихирю нальют. Только не вздумай трубку свою вынимать, даже и на дворе. Потерпи до утра, чай, думаю, не умрешь.

Чихирь, местное вино, показалось Сергею не крепче шампанского, но гораздо коварнее. Выпив вторую чашку, он попросился у хозяина дома в комнату, на покой. Тот был и рад спровадить незваного гостя, остаться наедине со старым приятелем.

Когда лег Семен, Новицкий не слышал, но рано утром тот потрогал Сергея за плечо, негромко приглашая подняться. По улице уже перекатывались голоса солдат, мычали волы, скрипели колеса. Отряд двигался дальше.

Из станицы они вышли затемно, чтобы подойти к реке и переправиться по возможности раньше. К началу августа вода в Тереке спала, и на правый берег колонна перебралась без особенных происшествий. Первыми проплыли осторожно казаки, а затем уже начали грузить на паромы егерей, орудие, повозки, волов и штатских. Новицкий поехал с казаками. Попав на твердую землю, спешился, снял сапоги, вылил воду, выжал носки, надел снова, тщательно расправляя сырую шерсть.

Туман висел над рекой, над прибрежными кустарниками, размывая контуры всех предметов. Люди, лошади, кусты, лафет и хобот орудия вдруг заметно увеличились, поменяли размер, словно, попав на Затеречную сторону, подумал Сергей, человек оказывался в легендарной стране, где обитают одни сказочные богатыри, что едят плоды прямо с вершин деревьев да меряются силами со злобными великанами.

Гигант на неведомом животном высотой с верблюда, но уж очень походившем очертаниями на лошадь, выехал из-за необъятного темного пятна, в котором Сергей с трудом угадал ракитник. Чудовище подъехало поближе и, выступив из подсвеченной поднимавшимся солнцем дымки, уменьшилось до размеров человека, хотя и не слишком обычного.

— Здравствуй, Сергей Александрович! Что так торопишься? Лучше бы тебе среди повозок остаться.

— По твоим рассказам, Семен, соскучился. Дай, думаю, догоню. Надоело все о картах да производстве.

Пока колонна шла к Червленной вдоль Терека, по набитой дороге, Атарщиков ехал в середине, болтая с Новицким, радуясь новому человеку, которому еще не наскучили предания и легенды этой земли. Когда же выступили из станицы к реке, он вспомнил о своих обязанностях проводника и поскакал в голову, где занял место рядом с есаулом Дробянко. Сергей же остался рядом с повозками, среди таких же, как он, чиновных людей, военных и штатских. За два часа, что они шли до реки, их разговоры утомили и раздражили его до крайности.

— Чего же вам с господами не нравится? Свои, кажется, должны быть и ближе.

— Своих, Семен, по сердцу выбирают, не по рождению.

Атарщиков поднял открытую ладонь:

— Хорошо сказал, Александрыч! Тебе бы и у абхазов бзыбских за столом говорить не стыдно.

— А ты был у абхазов?

— Много где бывать приходилось. Считай, пятьдесят лет эту землю топчу. От Кубани ходил к Черному морю. Оттуда к Каспию и через горы обратно на Терек.

— Где лучше?

— Везде хорошо. Если с человеками ладить умеешь, тебе везде славно будет, — сказал казак убежденно. — А если людей боишься, если они для тебя что грязь под ногами, то везде ты чужой, далее в своей станице, далее в собственной хате. Ну а коли тебе, Сергей Александрович, мои байки не надоели, то поехали вместе. Сейчас десяток казачат наберем да чуток продвинемся. Туман сей минут поднимется, так мы на холмике постоим, покараулим, пока пехота будет переходить да повозки потащатся.

Полторы сотни солдат да тридцать с лишним телег и фур переправлялись более часа. Все это время Новицкий и Атарщиков стояли с казачьим пикетом на возвышенности, откуда хорошо видна была наезженная уже колея, уходившая от солнца к далекой и невидимой пока еще реке Сунжа. Пятеро казаков стояли верхами, оглядывая широкую равнину, лежавшую в междуречье, пятеро, давая отдых коням, сидели у костерка, запаленного Семеном. На воткнутой в землю палке висел над огнем небольшой медный чайничек. Казаки прихлебывали из кружек густой черный напиток. Сергей же от столь крепкого чая отказался, сославшись на слабое сердце.

— Да, Александрыч, против природы ты не пойдешь. Говорит тебе она на ухо — не надо, стало быть, слушайся. Но в седле, вижу, держишься лучше других офицеров. И пистолеты в кобурах у тебя завсегда в справности. Может, тебе еще и шашку набросить?

Сергей рассмеялся:

— Что ты, Семен! Шашка на штатском? Вороны от смеха сдохнут.

— Ворона птица умная, она разберется. Но ты прав — неумелому человеку шашка одна помеха. Хотя другой бы на твоем месте затянулся в черкеску, табачину свою по газырям рассовал и ходил бы грудью вперед. Воевал?