С этими словами он закрыл глаза и погрузился в сон. И тут мой взгляд, уныло рыскавший по купе, обнаружил что-то в дальнем углу. «Маневры Артура». Девушка оставила их там.

Полагаю, последовавшее дает представление о тщеславии молодых авторов. Мне даже в голову не пришла вполне убедительная теория, что книга не забыта, а просто оставлена за ненадобностью. Нет, я думал только о том, что мое промедление обречет бедняжку на потерю, перед которой утрата сумочки или косметического набора покажется сущим пустяком.

Пять секунд спустя я оказался на платформе.

— Извините, — сказал я, — но, кажется…

— Ах, я очень вам благодарна, — сказала девушка.

Я вернулся в купе и от избытка чувств закурил трубку.

«Они синие, — сообщил я моей бессмертной душе. — Удивительно глубокой, нежной, небесной синевы, точно море в полдень».

От Аксминстера до Комбе-Регис железная дорога пересекает местность, по привлекательности не уступающую никакой другой в стране, и поезд, будто отдавая должное этому факту, не развивал особой скорости. И когда мы прибыли к месту назначения, день уже клонился к вечеру.

Способы доставки багажа в Комбе-Регис близки к первобытным. Тяжелые вещи оставляются на платформе, и позднее возчик, если вспомнит про них, заглядывает на станцию и везет их вниз в долину, а затем вверх по склону в сторону, противоположную указанному на ярлыках адресу. Владелец идет пешком. Комбе-Регис — не место для хромцов и других увечных.

Укридж повел нас в направлении фермы, которая располагалась на той стороне долины с видом на лесок и поле за ним. Она была видна со станции, откуда — станция занимала вершину холма — вид открывался очень широкий.

На полпути вверх по противоположному склону мы свернули с дороги на зыбкий луг, чтобы срезать угол, объяснил Укридж. Мы пролезли сквозь живую изгородь, перебрались через ручей и еще один луг, а затем, вскарабкавшись по круче, увенчанной колючей проволокой, оказались в саду.

Укридж утер лоб и вернул пенсне на законную позицию, с которой этот оптический прибор сдвинула колючая проволока.

— Вот мы и на месте, — сказал он. — Зашли с тыла. Экономит время. Ты устала, Милли?

— Немножко, милый. Я бы выпила чаю.

— Прекрасная мысль, — согласился я.

— Все в полном порядке, — сказал Укридж. — В настоящий момент за всем присматривают крайне компетентный человек по фамилии Бийл и его супруга. Я отправил им письмо, извещая, что мы прибудем сегодня. И у них все будет тип-топ. Учись, Гарни, старый конь. Спокойная компетентность. Идеальная организованность.

К этому времени мы подошли к парадной двери. Укридж дернул проволоку колокольчика. Звон разнесся по дому, но шаги в ответ не послышались. Он дернул еще раз. Звон колокольчика в пустом доме ни с чем не спутаешь. Было ясно, что компетентный Бийл и его супруга находятся где-то еще.

— Что теперь? — спросил я.

Миссис Укридж поглядела на мужа с тихим доверием.

— Это, — сказал Укридж, прислоняясь к двери и воюя с запонкой воротничка под затылком, — напоминает мне о том, как в разгар дня в Аргентине двое других веселых молодцов и я три четверти часа пытались проникнуть в пустой дом, где вроде бы могли оказаться напитки, и мы как раз открыли дверь, когда сзади из-за дерева выскочил домовладелец с охотничьим ружьем. Объяснение с места в карьер как-то не напрашивалось. Собственно говоря, нам так и не пришлось исчерпывающе обсудить дело во всех его аспектах, как выразился бы ты, и вы просто не поверите, сколько времени уходит на то, чтобы выковырять дробины из человека. Кроме того, имелась еще и собака.

Он умолк, вспоминая счастливое прошлое, и тут история частично повторилась. Из-за двери донесся недовольный вой, сменившийся кратким гавканьем.

— Эгей! — сказал Укридж. — У Бийла есть собака. — Он раздраженно нахмурился. — Какое право, — продолжал он оскорбленным тоном, — имеет мерзкая дворняга, принадлежащая нанятому мной человеку, не пускать меня в мой собственный дом? Немножко множко. Я день и ночь надрываюсь, чтобы обеспечивать Бийла привычной ему роскошью, а когда пытаюсь войти в дом, его инфернальная псина меня облаивает. Провалиться мне, это уже слишком-слишком! — Несколько секунд он размышлял над несправедливостями судьбы. — Ну-ка подпустите меня поближе, и я урезоню этого зверя.

Он приблизил рот к замочной скважине, взревел сквозь нее: «Хороший песик!» — и тотчас дверь содрогнулась под ударом какого-то тяжелого тела. А дом огласило громкое гавканье.

— Идем к задней двери, — сказал Укридж, оставляя идею подписания мирного договора. — Залезем через кухонное окно.

Окно кухни оказалось плохо запертым. Укридж открыл его, и мы проникли внутрь. Собака, заслышав шум, промчалась по коридору и начала бросаться на дверь, царапая филенки. Укридж слушал с нарастающим негодованием.

— Милли, ты умеешь разжигать огонь. Мы с Гарнетом достанем чашки, блюдца и прочее. Когда этот негодяй Бийл явится, я ему руки-ноги поотрываю. Таким вот образом бросить нас на произвол судьбы! Обманщик до мозга костей. А еще назвался старым солдатом. Да если в его полку поддерживалась такого рода дисциплина, остается только благодарить Бога, что у нас все-таки есть еще и флот! Черт, я раскокал тарелку. Как там огонь, Милли? Я изрублю Бийла на мелкие кусочки. Что у тебя там, Гарни, старый конь? Чай? Превосходно. Где хлеб? Конец еще одной тарелке. А миссис Бийл где? Черт побери, эта баба напрашивается на убиение не меньше своего мерзавца-мужа. Кто когда слышал о кухарке, дезертирующей со своего поста в тот день, когда должны вернуться ее хозяева? Негодница! Послушайте, даю этой псине три минуты и, если она не перестанет царапать дверь, возьму скалку и выйду побеседовать с ней по душам. Немножко множко. Мой собственный дом, и что я обнаруживаю по прибытии? Чья-то гнусная псина выскребает дырки в двери и губит дорогую краску. А ну, прекрати, зверюга!

В ответ пес продолжал свое занятие с неистощимой энергией.

Глаза Укриджа засверкали за стеклами пенсне.

— Дай-ка мне добрый большой кувшин, малышок, — сказал он со зловещим хладнокровием.

Он снял с полки самый большой из стоявших там кувшинов и широким шагом направился с ним в посудомойню, откуда донесся звук льющейся воды. Он вернулся, держа кувшин обеими руками, и его лицо было лицом полководца, спланировавшего решающий стратегический удар.

— Гарни, старый конь, — сказал он, — замри на дверной ручке и, когда я подам сигнал, распахни врата пошире. Увидишь, какой сюрприз ожидает псину.

Я прикрепился к дверной ручке, как было указано. Укридж подал сигнал. На миг перед нами предстало видение ополоумевшей собаки, дворняги чистейших кровей, обрамленное дверным проемом, — сплошные глаза и клыки; затем доступ в кухню оккупировала разливающаяся лужа, а негодующее гавканье где-то в отдалении свидетельствовало, что противник обдумывает случившееся в каком-то безопасном убежище.

— Получил свое, — удовлетворенно сказал Укридж. — Находчивость, Гарни, мой мальчик, находчивость. А кое-кто так и не помешал бы разрушению прекрасной двери.

— И поскупился бы на воду для собаки, — добавил я.

Тут миссис Укридж объявила, что чайник закипел. За чашкой чая Укридж преобразился в предпринимателя.

— Когда, собственно, прибудут эти куры? Им следовало быть тут уже сегодня. Немножко слишком множко. Вот я, полный энергии и нетерпения, жду возможности приступить к управлению наисовременнейшей куриной фермой, а куриц нет и в помине! Я не могу управлять куриной фермой без