Элизабет наконец приехала, утомленная дорогой и взволнованная перспективой войны. Они сдержанно поприветствовали друг друга, и долго молчали, словно прежняя их близость не могла восстановиться, пока им не удалось развеять груз нынешних забот. Но, согревшись вином, они спрятались в обществе друг друга от остального мира, и только во время рождественского завтрака Элизабет заговорила о том, что волновало ее.
- Как ты думаешь, Натаниэль: война действительно возможна?
Дринкуотер всматривался в ее лицо: по лбу пробежала складка морщины, прекрасные глаза грустно блестят, губа закушена от напряжения. Его обуревало сочувствие – ему война сулила свои жестокие удовольствия и суровые перспективы, ей же на долю выпадет только тоска ожидания. Быть может, на всю оставшуюся жизнь. Ему хотелось утешить ее, сказать, что все будет хорошо, что страхи излишни. Но это гнусно. Порождать в ней ложные надежды – более жестоко, чем сказать правду. Он кивнул.
- Все мнения сходятся на том, что если Франция вторгнется в Нидерланды, войны не избежать. Со своей стороны обещаю тебе, Бесс, что буду осторожен и постараюсь избегать ненужного риска. Давай-ка, - произнес он, потянувшись за кофейной чашкой, - выпьем за нас и наше будущее. За мой патент и карьеру, чтобы я мог выйти в отставку коммандером на половинном жалованье, и надоедал бы тебе в старости рассказами о своих подвигах…
Натаниэль заметил, как губы ее дрогнули. Элизабет, храни ее Господь, подсмеивалась над ним.
Он улыбнулся в ответ.
- Я не буду творить глупостей, обещаю, Бесс.
- Ну конечно не будешь, - сказала она, беря протянутую чашку с кофе. И заметила на его руке незаживший шрам от вонзившейся в ладонь щепки.
- «Ганнибал», сэр, капитан Колпойз, только что пришли из плавания. Пропустили Рождество, бедолаги, - двое мужчин наблюдали, как линейный корабль бросает якорь на рейде.
- Большие мальчики стряхнули паутину со своих марселей и теперь спешат снова пришвартоваться к своим цыплячьим ножкам, - кивнул Гриффитс. – Нам же пора возвращаться в море, мистер Дринкуотер. Сейчас время маленьких пташек с зоркими глазами – слонам придется немного подождать. Извольте приготовить мою гичку через десять минут.
Ожидая, пока Гриффитс вернется от адмирала порта, Дринкуотер мерил шагами палубу. Матросы суетливо готовились к отплытию, пока моросящий дождь не загнал их вниз, лейтенант же будто и не замечал нависшей над Хэмоузом[8] тучи.
«Будь прокляты прощания!» - размышлял он.
К нему робко подошел Тригембо.
- В чем дело?
Матрос виновато потупил взор.
- Если можно, я бы…
- Только не говори, что хочешь просить увольнительную для свидания со своей девкой!
Тригембо понуро кивнул.
- Проклятье, парень, или ты наградишь ее ребенком или она тебя заразой. И я тебя лечить не намерен! – Дринкуотер тут же пожалел о несдержанности, вызванной собственными переживаниями.
- Она вовсе не такая, сэр… Мне нужно всего четверть часа, сэр.
Дринкуотер подумал про Элизабет.
- Черт побери, Тригембо. Ни минутой больше.
- Спасибо! Спасибо, сэр.
Дринкуотер проводил взглядом торопливо удаляющуюся фигуру. Его мысли витали вокруг ближайшего будущего. Выстрелы в Бобиньи могли послужить поводом к войне, так как залп «Кестрела» являлся недружественным актом. Странно, что французы не устраивают шумихи, ведь по крайней мере один из их людей был убит. Но Питт твердо стоял за мир и не собирался допустить, чтобы такое ничтожно суденышко как «Кестрел» явилось
Натаниэль отогнал раздумья. Куттер наконец получил приказ присоединиться к растущему числу бригов и шлюпов, ведущих наблюдение за французским побережьем. С тех пор как базирующиеся на родные порты фрегаты и дозорные корабли лорда Худа вернулись из крейсерствования, в доках кипела работа. Благодаря испанскому и русскому кризису предшествовавших трех лет флот находился в состоянии довольно высокой боеготовности. За Ла-Маншем парижская толпа перерезала швейцарскую гвардию, а сентябре французы вторглись в Савойю. Стало известно, что контр-адмирал Трюге[9] получил приказ выйти в море с девятью линейными кораблями. В ноябре были оккупированы Австрийские Нидерланды, и французы установили контроль над Шельдой. В силу этого французские военно-морские силы получили ключевой пункт, угрожающий обороне Англии. Тридцать девять их линейных кораблей базировались в Бресте, десять – в Лорьяне и тринадцать в Рошфоре. В преддверие наступающего 1793 года британское Адмиралтейство установило за ними бдительный надзор.
Затянутое сплошной пеленой утро двадцать девятого декабря 1792 года казалось свинцовым, но ветер зашел к северо-западу, моросящий дождь кончился, а в облаках стали появляться разрывы. Гриффитс с Дринкуотером наблюдали, как бриг-шлюп идет по Саунду к выходу в открытое море.
- «Чайлдерс», коммандер Роберт Барлоу, - пробормотал себе под нос Дринкуотер.
Гриффитс кивнул.
- На разведку брестского рейда, - доверительно сообщил он.
В последний день уходящего года ветер зашел к норду, и небо прояснилось. В полдень патрульный катер доставил Гриффитсу долгожданный приказ. На закате «Кестрел» оставил за кормой Эддистонский маяк и поспешил на юг, на поддержку «Чайлдерса».
За ночь ветер посвежел до штормового, и «Кестрел» лег в дрейф. Паруса на бушприте взяли на рифы, стеньгу и реи спустили, а на пушки завели двойные тали. С рассветом на весте был замечен парус; в результате обмена сигналами выяснилось, что это «Чайлдерс». Самолично встав к румпелю, Гриффитс подвел «Кестрел» к подветренному борту брига и привел к ветру. Облаченный в непромокаемый плащ Барлоу закричал им:
- Был обстрелян французскими батареями у Сен-Матье… Показал флаг, возвращаюсь в порт… иду в Фоуи…
Обрывки фраз уносились прочь штормом.
- Видимо, по его мнению, он первый, кого обстреляли, не так ли, мистер Дринкуотер? – пробурчал Гриффитс, глядя на подчиненного из-под намокших густых бровей.
- Именно, сэр, и теперь спешит домой, чтобы всем растрещать об этом, если правильно понимаю.
Гриффитс хмыкнул. Намерения Барлоу были ясны, даже вопреки завываниям шторма.
- Готов поспорить, он окажется в портшезе раньше, чем бриг встанет на якорь, - заявил Гриффитс, налегая на румпель и призывая двоих матросов помочь ему.
Кораблики разошлись, их сносило под ветер, несущий над палубами пелену брызг. Море было испещрено параллельными рядами белопенных валов, несущихся по велению бури. То тут, то там, нарушая однообразие пейзажа, пролетали глупыши, мечась вверх-вниз на своих изогнутых крыльях.
Три недели спустя Людовик XVI взошел на гильотину, а в первый день февраля французский Национальный конвент объявил войну стадхаутеру Голландии и королю Георгу III.
Глава 4
