Тригембо оказался прав. Спустя час после того, как с «Бедфорда» заметили одиннадцать линейных кораблей и два фрегата испанцев, небо затянуло облаками. Ветер отошел к западу и стал свежеть. Получив сигнал с «Бедфорда» Родни распорядился отдать по кораблям приказ «всеобщая погоня». Каждый капитан мог теперь действовать, не оглядываясь на остальных, и корабли, у которых днище недавно было обшито медью, стали вырываться вперед. Двухпалубники «Дифенс», «Резолюшн» и «Эдгар» захватили лидерство. Офицеры лихорадочно проверяли готовность своих подразделений, а капитаны, волнуясь, словно школьники, не сводили глаз с парусов. Ветер крепчал. Окуляры подзорных труб неотрывно следили за испанцами, которые, столкнувшись со столь превосходящими силами, переложили руль под ветер, стремясь укрыться в Кадисе.

Заметив их отступление, Родни просигналил своим кораблям напасть на противника с подветренной стороны, тем самым предписывая капитанам перегнать противника и вклинится в пространство между ним и безопасностью. Началась гонка.

Английские корабли мчались полным ходом. На их полубаках появились облачка дыма – это артиллеристы делали пристрелочные выстрелы. Поначалу фонтаны воды, едва различимые среди пенных хребтов волн, поднимались далеко за кормой испанцев. Но постепенно, по мере того, как минуты складывались в часы, они становились ближе.

Дево расположился на баке «Циклопа», наблюдая через подзорную трубу за огнем длинноствольных девятифунтовок фрегата, стрелявших в момент всхождения его носа на волну. Находясь почти прямо над ним, Дринкуотер жадными глазами следил за происходящим. Неопытный глаз мичмана не успевал ухватить места падения ядер, но сама сцена будоражила его воображение. «Циклоп» буквально дрожал от напряжения погони, и, поддавшись общему настроению, получокнутый ирландский кок О’Молли уселся, поджав ноги, на кабестан и запиликал на скрипке. Звуки дикой джиги смешивались с плеском моря и завыванием ветра в снастях.

Капитан Хоуп подрезал нос не столь быстроходному «Бедфорду» и направился к испанцу, занимавшему крайнюю к северу позицию. Это был фрегат примерно равный им по размеру. К югу от их цели неровной линией выстроились высокие транцы испанских линейных кораблей; второй фрегат находился восточнее, и был скрыт из виду линкорами.

Неожиданно перед бушпритом «Циклопа» взметнулся водяной столб. Дринкуотер поднял глаза. Над кормовой галереей одного из испанских двухпалубников расплывалось облако дыма.

Тригембо выругался.

– Недурной выстрел для даго, – заметил он.

Только теперь Дринкуотер понял, что их обстреливают. Проходя в погоне за фрегатом за кормой линейных кораблей, «Циклоп» оказался на дистанции выстрела. Воздух вдруг задрожал, и раздался звук, словно откупорили две бутылки. Оглядевшись, Дринкуотер обнаружил дыру в фор-марселе, и другую в грот-марселе. Ядро прошло в пугающей близости. Выбирая момент, когда корма поднимется на набегающей волне, испанцы палили по приближающемуся английскому фрегату, чей силуэт четко обрисовывался на фоне заходящего солнца.

Дринкуотер поежился. Теплый зимний день подошел к концу, а свежий ветер начал перерастать в шторм. Мичман посмотрел на испанский флот. Вражеские корабли были совсем рядом. Тут он заметил два водяных фонтана, взметнувшихся у борта одного из испанцев. Но пушки фрегата молчали. Натаниэль в недоумении посмотрел на Тригембо.

– Что за…

Моряк вытянул руку.

Справа по борту, закрытый для обзора Натаниэля мачтой, появился «Резолюшн». Недавно получивший новую обшивку корабль обгонял фрегат. Условия теперь благоприятствовали тяжелым парусникам. «Резолюшн» быстро нагонял испанцев, за ним по пятам следовали «Эдгар» и «Дифенс». Прежде чем скрыться за пеленой облаков, солнце бросило последние свои лучи на «Резолюшн». Их почти горизонтально льющийся свет четко обрисовал все детали картины. На фоне волнуемого западным ветром моря, темно синие валы которого вспыхивали золотом, поймав солнечный луч, корабль казался почти неподвижным. Вид его ощетинившегося жерлами орудий левого борта, проплывавшего в двух кабельтовых от «Циклопа», рождал ощущение яростной мощи. Наполненные ветром паруса посредством мачт и снастей передавали свою силу кораблю, заставляя огромный дубовый корпус, отягченный весом артиллерии и 750 человек команды, рассекать воду со скоростью десяти узлов.

Дринкуотер видел головы расчетов орудий верхней палубы, а также красные с серебром мундиры морских пехотинцев на корме. На штевнях развевались боевые вымпелы, призывно указывая вперед, на врага. Погонные орудия линкора рявнули снова. На этот раз водяных столбов не было. Вскинулась подзорная труба Дево.

– Они попали в него, бог мой! – вскричал лейтенант.

Кто-то на баке закричал «ура». К нему присоединились голоса других членов экипажа «Циклопа», вдохновленных видом идущего в бой «Резолюшн». Как и другие моряки на марсе, Дринкуотер вопил что есть мочи. По щекам Тригембо текли слезы.

– Ублюдки! Чертовы ублюдки… – бормотал он.

Дринкуотер не догадывался, кого он имеет в виду, да это сейчас и не имело значения. Вряд ли и сам Тригембо мог объяснить. Таким способом он просто выражал свою беспомощность. Боевая ярость сплотила всех этих людей: насильно завербованных, пьяниц, висельников и карманных воришек. Мутный осадок общества восемнадцатого столетия, слитый в тесную коробку корпуса корабля и удерживаемый в повиновении безжалостными узами дисциплины, с криком «ура» мчался навстречу шторму из свинца и стали. Впечатляющее зрелище «Резолюшн» пробудило в них чувства, с которыми они не в силах были совладать, и их порыв души выражался в отчаянном крике. Это было то самое воодушевление боем, которое полководцы умеют пробуждать в своих воинах, делая из них героев. Необъснимые чары присущи войне: они способны заражать людей желанием сражаться – чувством, которым так умело пользуются политические деятели. Видимо, этим и можно было объяснить недавнее восклицание Тригембо.

– Тихо! Молчать всем! – заорал с квартердека Хоуп, и крики смолкли. Матросы, улыбаясь, смотрели друг на друга, слегка устыдившись бурного всплеска эмоций.

С «Резолюшн» через разделяющее их водное пространство докатился отзвук «ура». Дринкуотер догадался, что в глазах экипажа двухпалубника их фрегат представляет столь же внушительное зрелище. В приливе гордости он выпрямился, чувствуя, как по спине у него побежали мурашки.

Перед тем как темнота разъединила адмирала и его корабли, Родни поднял последний сигнал: «Атаковать противника с самой близкой дистанции». Тем самым он подталкивал их к самым решительным действиям. Оба флота постепенно смещались в сторону подветренного берега, опоясанного отмелями. В пять часов стало почти темно. Ветер достиг штормовой силы, и мрачные тучи мчались по небу. Зато вышла луна, полная желтая луна, мерцавшая в разрывах облаков и заливавшая бледным светом разыгрывающуюся внизу мрачную сцену.