Она провела его в гостиную. А вдруг Спивак и компания захотят немедленно посмотреть ее номер? Как она покажется с синяками и ссадинами? Подлец Эдди!
– Хотели бы работать в Нью-Йорке, мисс Борг? – спросил Фэннер, развалясь в наиболее удобном с его точки зрения кресле. – Или вас что-то держит в этом городе?
– Нью-Йорк?! – Анна широко распахнула глаза. – О! Я мечтаю об этом! Нет, здесь меня, ничего не держит.
– У вас контракте «Парадизом»?
– Нет, я заключаю каждый раз недельное соглашение.
– Прекрасно. А теперь садитесь и успокойтесь. Забыв обо всем на свете, она присела на стул, но тут же вскочила, вскрикнув от боли.
– Сели на иголку? – поинтересовался с улыбкой Фэннер.
– Стоять полезно для фигуры. Я должна постоянно заботиться о ней. – Она выдавила улыбку.
– Итак, мисс Борг, один наш клиент хочет финансировать мюзикл на Бродвее. У него есть сценарий, музыка, но пока нет героини. Свое состояние он сколотил здесь, в Канзас-Сити, и ему захотелось, чтобы местная девушка сыграла основную роль в мюзикле. Причуда богача, конечно, но что поделаешь? Мы долго искали, пока не увидели вас. Не упустите шанс, детка. Так как, хотите попробовать?
– Хочу ли я?! Спрашиваете! Действительно играть на Бродвее?!
– Все теперь зависит от вас. Спивак позвонит нашему клиенту, и вы получите роль.
– Все это слишком прекрасно, чтобы быть правдой.
– Да, я предлагаю вам сказку в современном варианте, – непринужденно врал Фэннер. – Год на Бродвее, потом Голливуд… Перед вами открывается прекрасное будущее.
– Когда я встречусь с мистером Спиваком? – Анна думала, что сейчас же сложит вещи и уйдет от Эдди.
– Контракт у меня, и вы можете подписать его, а завтра уже будете обедать с мистером Спиваком в Нью-Йорке.
– Но вы уверены, что клиент захочет именно меня? – вдруг занервничала Анна. – Ведь мистер Спивак еще должен позвонить ему обо мне?
– Рад, что вы вспомнили. – Фэннер закурил. – Это действительно так. Есть небольшой нюанс, требующий пояснения. Вы нам подходите, мисс Борг, но нас не устраивают ваши друзья.
– Что вы имеете в виду? – насторожилась Анна.
– Ну, эти люди, которые окружают вас, их ведь не назовешь сливками общества, верно? Возьмем хоть Эдди Шульца. Когда вы станете известной, о вас станут писать, и надо постараться, чтобы не писали ничего плохого, верно?
– Меня с ними ничего не связывает, – забеспокоилась Анна. – Как только я уеду в Нью-Йорк, все связи оборвутся.
– Может быть. Но ведь вы были связаны и с Фрэнком Райли, чье имя у всех на языке. Если пресса свяжет ваши имена, карьера у вас оборвется, не успев начаться.
Анну охватило отчаяние.
– Я почти не знала его. Мы просто иногда встречались, вот и все.
– Послушайте, мисс Борг, прежде чем прийти к вам, я навел справки. Это не значит, что мне нравится совать нос в чужие дела, но мы не можем допустить скандала. Вы сожительствовали с Райли. Прошу вас, будьте откровенны.
Анна махнула рукой.
– А если знали, то зачем пришли? Подразнить меня?
– Ну, ну… – успокаивающе заговорил Фэннер. – Не надо отчаиваться. Из каждого положения найдется выход. Конечно, скрыть вашу связь с гангстерами невозможно. Что делать? Можно представить так, что вы порвали с прошлым. Бедная девушка, начавшая с нуля, попала в лапы к гангстерам, не подозревая, кто они такие. Когда вы узнали о похищении, вы прогнали Райли. Люди любят раскаявшихся грешников. Они импонируют им даже больше, чем герои.
– Вы думаете, мне поверят? – с сомнением спросила Анна.
– Другого выхода нет, – покачал головой Фэннер.
У Анны подогнулись колени. Неужели Бродвей так и останется мечтой?
– Боже, как заставить их поверить? Ненавижу этих газетчиков! Вечно вынюхивают, шпионят, не оставляют в покое! Им наплевать, что они причиняют боль, вонючие подонки!
Фэннер подумал, что она его просто пристрелит, если узнает, что он – бывший репортер.
– Я знаю, как все уладить. Спасем вашу честь и сделаем вас героиней.
– Но каким образом?
– Слушайте, а что, если через вас найдут дочь Блэндиша? Вообразите только! Интервью по телевизору, фотографии в газетах! Блэндиш платит вам огромное вознаграждение, и ваше имя огромными буквами светится на Бродвее!
– Вы что, пьяны? – Лицо Анны приобрело жесткое выражение. – Я ничего не знаю о дочке Блэндиша.