вынужден был сидеть за столом прямо, держа руки на затылке.
— И что? — свистящим шепотом спросил Борткевич. — Ну и каков результат?
— Пока трудно сказать, — скосив глаза на гориллу с пистолетом, который держал их всех на мушке, сказал Захаржевский. — Но одно я могу сказать точно: ты, Игорь, остался совсем без охраны.
— Господа! — обернувшись к Лещенко, который, обойдя стол, встал в другом углу салона, противоположном кормовому выходу, почти у него за спиной, сказал Борткевич. — Уважаемые представители «крыш»! Э-э-э... Вы не могли бы сначала разобраться между собой за пределами моей яхты? Поймите, я не против сотрудничества. Но! Пожалуйста!! Давайте обойдемся без насилия... ладно?
— Заткнитесь, Борткевич! — процедил гэбист. — Именно вы и еще пара-тройка ваших друзей заварили всю эту кашу! Ладно, струхнули, снервничали, с кем не бывает! Ну так встретились бы, обсудили ситуацию, согласовали по-новому наши интересы... Так нет же! Заползли в свои норы, на звонки не отвечаете! Совсем страху лишились? Или забыли, что такое «конторская» «крыша»?
— Смотрю я на тебя, Лещенко, — подал реплику Бушмин, — и думаю, что у тебя самого «крышу» конкретно снесло.
— Мочкануть его, командир? — поинтересовался Миронов, который по-прежнему держал Бушмина на прицеле, карауля каждое его движение. — Давайте я его шлепну...
— Успеется! — Лещенко зло усмехнулся. — Ну что, Михайлов? Или как там тебя в натуре кличут — Бушмин? Не умеешь ты проигрывать, да? Не ожидал, конечно, такого поворота.
— Я могу закурить? — спросил Андрей. — Последнюю сигарету, на дорожку!
— Валяй! — разрешил Лещенко. — Кстати, ты особо не торопись на тот свет... Сначала ответь на мои вопросы... Ну а потом я уже решу, что мне с тобой делать.
Андрей выковырял из пачки «мальборину», щелкнул «Ронсоном», прикуривая, потом положил зажигалку обратно на стол.
— В салоне моей яхты, между прочим, я никому не разрешаю курить, — нервно сказал Борткевич. — А- а-а... да делайте вы, что хотите, только меня не трогайте!
— Игорь Леонидович, давайте-ка сюда перстень! — склонившись над нефтяником, приказным тоном сказал Лещенко. — Вот только не вздумайте меня огорчать! Если вы забыли его взять с собой, то пеняйте на себя: просверлим дыру в голове и выбросим за борт, на корм местным рыбам!
Борткевич инстинктивно потянулся рукой к горлу, но гэбист опередил его: сгреб нефтяника сзади за шиворот, оттянул верх водолазки, нащупал пальцами витую золотую цепочку и рывком, ломая застежку крепления, сдернул цепь, на которой вместо креста или же какого-нибудь амулета-'оберега' была подвешена массивная золотая печатка, с вензелями 'И' и 'Б', украшенная семикаратным ограненным камушком довольно редкого нежно-розового цвета.
— Мирон, держи их на мушке! — сказал Лещенко, вытаскивая из внутреннего кармана лупу и смещаясь к хорошо освещенной компактной стойке бара. — Так... так... вензеля... камушек... клеймо мастера... выглядит как оригинал.
— А это и есть оригинал, — пробормотал сильно напуганный таким развитием события Борткевич.
Андрей, скосив глаза на своего партнера Захаржевского, увидел, как тот, в свою очередь глядя на него, на секунду или две прикрыл веки.
«Вот и все, — подумал Андрей про себя. — Один перстень контролирует сам Жорж, другой, старший во всей „коллекции“, находится в распоряжении господина Серебрянского, который, в свою очередь, находится под контролем, третий, собственность Борткевича, — вот он, в ладони гэбиста Лещенко, у которого, в свою очередь, тоже имеются в наличии уже как минимум два „изделия“. Теперь, по крайней мере, картинка более или менее прояснилась...»
— Лещенко, а где ваш приятель? — поинтересовался Андрей, не обращая, казалось, никакого внимания на ствол, удлиненный глушителем, из которого сегодня были уже убиты как минимум двое человек, а именно охранники Борткевича. — Я имею в виду Голубева, которому вы, как я подозреваю, помогли в деле организации его фиктивного похищения?
— Ты уже, вижу, и сам допер? — кривя уголки рта, сказал Лещенко (одновременно с этим он вложил перстень, изъятый у Борткевича, в мешочек из темно-синей замши, затянул его особым манером и спрятал куда-то за пояс). — Если бы не это мудачье, эти гребаные бизнеры, Борткевич, Липкин и прочая «гоп- компания», едва не порушившие все наши планы, то все бы у нас прошло как по нотам! Кстати, господа Захаржевский и Бушмин, на «вандомскую коллекцию» объявился оч-чень сер-рьезный покупатель! Вернее сказать, на тот комплект документов и на портфель ценных бумаг, которые подсобрало, подгребло под себя известное вам «Братство трубы»... Вас, Георгий Александрович, мы намеревались даже подключить — согласен, против вашей воли — к осуществлению нашей собственной схемы. Но тут некстати подсуетился ваш друг Бушмин и — признаюсь — сорвал наши замыслы, едва не отправив вас в Грозном на тот свет.
— Лещенко, сколько вам пообещали, вам и господину Голубеву, люди из компании «Сауди Арамко»?[16] — повернув к нему голову, спросил банкир. — Интересно знать, каков ваш гонорар в этом деле?
— Теперь мне ясно, почему у нас под ногами все время путались чечены, — подал реплику Бушмин. — У них ведь сохраняются тесные связи с арабскими спонсорами. А вы, Лещенко, значит, работали не на контору, вернее, не на тех выходцев с Лубянки, которые внедрились в службы безопасности ряда нефтяных компаний. Вы изначально, сговорившись, очевидно, с Голубевым, смотрели в сторону нефтяных шейхов и королей, для которых Россия — первейший конкурент на мировом рынке.
— Шлепнуть его, командир? — вновь спросил Миронов.
— Обожди... — Сказав это, Лещенко посмотрел на банкира. — Вы сделали ошибку, Георгий.
— Какую? — поинтересовался тот.
— Ошиблись с выбором «крыши», разве не понятно? Надо было идти под нашу, «спецотдельскую», а не под «гэрэушную», — он кивнул на Бушмина. — Как видите, ваша «крыша» сейчас имеет бледный вид.
— Вы ошибаетесь, Лещенко, — сказал молодой банкир, демонстрирующий в эти полные напряжения минуты поразительную выдержку. — У меня отнюдь не «гэрэушное» прикрытие. Моя «крыша» — Кремль...
— Ну?! — после паузы сказал Лещенко, на которого прозвучавшая только что фраза не произвела, кажется, особого впечатления. — Сколько вам дали для торга, господа Захаржевский и Бушмин? Игорь Леонидович, у вас здесь есть портативный терминал, чтобы можно было переводить бабки со счета на счет?
— Да, — нехотя сказал Борткевич, — все необходимое, включая спутниковый терминал, имеется здесь в наличии.
— Но сейчас ведь ночь? — слабо усмехнулся банкир. — Все банки ночью закрыты.
— Не вздумайте парить мне мозги, — сразу же ощерил зубы Лещенко. — Я просто-таки уверен, Захаржевский, что вы, во-первых, упакованы по самое некуда. Что вам стоит перевести на наши счета пару-тройку сотен миллионов долларов? А во-вторых, в банках Каймановых островов и в офшорной зоне острова Науру, где обычно на счетах в таких случаях хранится безнал, сейчас как раз рабочий день.
— Мне прямо сейчас заняться
— Вот что, банкир! — сказал Лещенко, переводя взгляд то на Захаржевского, то на сидящего рядом с ним Бушмина. — Бабки мы из тебя выбьем, пусть даже с мозгами! Тут ты не сомневайся! Но меня сейчас интересует ваш перстенек, тот, что с рубином! Печатка у тебя или у твоего приятеля?
— Эта вещица, — скупо улыбнувшись, сказал Бушмин, — хранится в надежном месте.
— Где именно?
— Там, откуда ты ее не сможешь взять, Лещенко.
— Полминуты на то, чтобы ты раскололся, — Гэбист посмотрел на часы, засекая время. — Для начала я велю прострелить тебе — по очереди — конечности, потом — пах, ну а если не расколешься...
На лице Бушмина появилась странная усмешка, а смотрел он теперь не на Лещенко и даже не в черный зрак пистолета с глушителем, а куда-то чуть в сторону — в сторону выхода и кормового трапа, откуда недавно в салон прошли эти двое порядком отмороженных товарищей.
