Подкатил «резерв» на своей арендованной машине; быстро сунули теряющего на глазах сознание заложника на заднее сиденье; сотрудник сел за руль и повез их новую жертву, у которой Кондор предусмотрительно снял с пальца его перстень, в указанное ему место.

Едва Андрей загрузил двух чеченов в салон джипа, на заднее сиденье, изо всех сил при этом стараясь не перепачкаться в их крови, как к перекрестку вдруг по главной дороге подкатила патрульная машина местной полиции.

У Андрея в эти критические мгновения волосы на голове буквально встали дыбом. Но «ажаны» повернули не к нему, в переулок, где он сидел в чужой машине, с двумя еще не остывшими трупами в салоне, а в другую сторону, в объезд отеля.

В салоне элегантной яхты царили необычные запахи — парной крови и прогоревших пороховых газов.

Мокрушин предусмотрительно выстелил дно катера куском брезента, в который они и завернули только что доставленные Кондором на ночной причал трупы. Затем вдвоем перевезли пару мертвых чеченов на яхту, кое-как подняли их на палубу и поочередно сволокли в салон, исподволь превратившийся в некий антибский филиал морга. Причем когда Кондор и Рейндж возюкались с тяжеленным верзилой, — а ведь все нужно было делать в темпе! — то так с ним намаялись, что хекали потом оба на корме, как две борзые после гона, едва отдышались.

«Надо было мне этого Горца — он же Султыбеков — приговорить еще при нашем первом с ним свидании, года четыре тому назад, — подумал про себя Андрей. — Глядишь, и не было бы всей этой чертовой кутерьмы...»

Еще он думал о том, что лучше всех, наверное, сейчас подруге банкира, Саше. Дрыхнет себе в «сьюте», под присмотром Ники. Хотя... Как бы она вовсе концы не отдала от той дозы снотворного, которой ее попотчевали в этот вечер.

Впрочем, пусть Захаржевский и «родня» разбираются и со шпионкой и с двумя нефтяниками, которых удалось взять на «цугундер», потому что они на пару с Рейнджем свою задачу выполнили.

Осталось сделать малость. Надо куда-то утилизировать образовавшиеся в ходе спецмероприятия трупы. А не то весь Лазурный берег нынешним утром будет стоять на ушах...

Через несколько минут Бушмин покинул яхту, присоединившись к Захаржевскому, — тот ждал подробностей касательно Голубева, а главное, банкира интересовал этот уже четвертый, добытый ими за сегодняшний вечер перстень — ну а Рейндж остался там еще на какое-то время, поскольку, кроме него, как выяснилось, заниматься мертвецами и яхтой было решительно некому.

В принципе, задача оказалась не такой уж и сложной.

Управление этой навороченной яхтой было компьютеризовано по максимуму: осталось лишь вызвать на экран компьютерный планшет и забить новые координаты для системы «автопилота». Проставив временные параметры, Рейндж перезагрузил систему, протестировал, потом, убедившись, что все «тип-топ», стал устанавливать под съемный «рыбинс», рядом с топливным бачком, взрывное устройство — эти ребятки приволокли примерно три кило «пластита», этого количества хватит сверх головы. Таймер — на двенадцать часов, то есть на полдень следующих суток (которые, впрочем, давно уже наступили). Следуя под движком, «средним ходом», чуть в стороне от маршрута на Балеарские острова, минуя «зоны разделения», где ходят грузовые суда, эта красавица яхта, превращенная волею случая в некое подобие «летучего голландца», успеет порядком отойти от побережья. Ну а там уже в установленное время сработает таймер мощного взрывного устройства... И все концы, как говорится, в воду!

На рассвете мужской голос вышел в эфир на волнах УКВ и по-английски сообщил оператору местного «Порт-контроля», что борт такой-то, с такими-то позывными, поднял якорь и просит добро на выход из бухты.

Оператор, у которого за день случались сотни подобных вызовов, тут же отозвался и дал добро на выход.

Красавица яхта, практически бесшумно вспенивая за собой воду, совершила несложный маневр и пошла носом к выходу, управляясь согласно заложенной Рейнджем программы. Ну а сам Мокрушин отвалил от борта и направил катер к причалу, но не к причалу «Браво», а к другому — «Чарли».

Над Лазурным берегом, над великолепным курортным побережьем, занимался новый день.

Решающий день.

Представительское авто «Ауди-Е8» подкатило к парадному отеля «Мэридин» в указанный водителю срок — ровно в десять утра по местному времени.

Десятью минутами позже из дверей четырехзвездочного отеля показались двое мужчин, одетых в деловом стиле, оба с портфелями, подстриженные, гладко выбритые и пахнущие дорогим мужским парфюмом — это были банкир Захаржевский и его деловой партнер Андрей Бушмин. Водитель открыл перед ними дверцу салона, а старший детектив «Мэридина», сопроводивший их до лимузина, проводил двух русских, отправляющихся на какое-то деловое мероприятие, почтительным полупоклоном.

Еще через несколько минут водитель наемного лимузина доставил двух своих пассажиров к парадному одного из расположенных в центре Антиба банков, чье здание, заложенное около полутора веков тому назад, было построено в старом, добротном, «колониальном» стиле.

Это был местный филиал парижского «Империал-банка», столичную штаб-квартиру которого Захаржевский и Бушмин посетили еще на прошлой неделе, подписав в кабинете управляющего «клиентские договора» и осуществив перевод некоторых денежных сумм — достаточно, надо сказать, внушительных — на корреспондентские счета.

Практически в одно время с ними к зданию антибского филиала парижского «Империал-банка» подкатил еще один лимузин темного цвета, с тонированными стеклами: это прибыл прямо из аэропорта господин Серебрянский, которого в поездке на Лазурный берег — транзитом через Париж — сопровождал один лишь «референт», немногословный мужчина лет тридцати пяти, превосходно владеющий несколькими европейскими языками, включая английский и французский.

Аркадий Львович — по ряду веских причин — подписался на полномасштабное сотрудничество с федеральной властью, частью которой — и это тоже нужно иметь в виду — он до недавних пор являлся и сам.

Иными словами, ознакомившись с вариантами, включая будущее его собственных близких, оставшихся покав России, он сделал правильный выбор и поставил «запятую» в нужном месте.

К предстоящему им мероприятию здесь, в антибском банке, все уже было готово.

Несколькими минутами ранее русских деловых людей в банк подъехал известный парижский адвокат Анри Мишон: он будет присутствовать на сегодняшнем деловом мероприятии — таково пожелание самих «клиентов», о чем был извещен управляющий местным филиалом «Империал-банка».

Сам управляющий, мужчина пятидесятилетнего возраста, длинный, сухощавый, как жердь, смахивающий внешне более на англосакса, нежели на южанина-француза, лично встречал всех прибывающих господ у двери банка, жал им руки и даже пытался изобразить на своем аскетичном лице некое подобие радушной улыбки.

Мсье Анри Мишон, выполняя инструкции своего нынешнего клиента Жоржа Захаржевского, предложил русским господам, перед тем как будут произведены дальнейшие действия, пройти на несколько минут в специальное звукоизолированное помещение, где они все могли бы, если вдруг возникнет такая необходимость, перекинуться словцом или же уточнить какие-то нюансы.

Когда они оказались вчетвером, адвокат и трое русских, — «референт» скромно уселся на диванчике в вестибюле, дожидаясь возвращения своего шефа Аркадия Львовича, — Мишон, глядя на выглядящего несколько бледнее, нежели обычно, московского чиновника, перейдя на английский, спросил:

— Вы в порядке, господин Серебрянский? Извините, но у вас довольно утомленный вид.

— Я в полном порядке, мсье Мишон, — глядя почему-то не на него, а на Захаржевского, тусклым голосом сказал тот. — Просто перелет выдался несколько утомительным... Впрочем, это неважно. Господа, я готов.