отстраненный вид, медик достал из сумки, свисающей у него через плечо, резиновый жгут, шприц и ампулу с какой-то жидкостью, после чего ловко — остальные не успели и глазом моргнуть — наполнил шприц бесцветной жидкостью из ампулы и всадил дозу в вену прикрученному к креслу ремнями мужчине.

Прошло около минуты времени.

Нагнувшись к уху «клиента», который слегка завозился в жестком неудобном кресле, медик вполголоса спросил:

— Ваши имя и фамилия?

Тот вскинул голову и с небольшой задержкой по времени довольно внятно произнес:

— В-вячеслав Т-т-трофимов...

— Должность?

— Старший оперуполномоченный с-спецотдела Ф-Эф-Эс-Бэ...

— Звание?

— Майор госбезопасности.

— Вы задержаны по подозрению в государственной измене, — четко произнося каждое слово, вещал медик тому на ухо. — Трофимов, вы сейчас находитесь во внутренней лубянской тюрьме! Вам это понятно?

— Д-да.

— Вы уже дали признательные показания. Вы помните, гражданин Трофимов, о чем у вас спрашивали в ходе предыдущих допросов?

— Д-да... Да, меня спрашивали, кто еще из чекистов участвует в заговоре с целью передать наше народное богатство иностранным разведкам...

— За которыми стоят акулы мирового империализма, — одобрительно произнес медик, специалист по НЛП[13] и гипнодопросам с применением сильнодействующих психотропных препаратов. — Гражданин Трофимов! Вы хотите сделать важное признание! Вы назовете сейчас фамилии... явки... адреса... Вы также сообщите нам точное местонахождение объектов, где ваши коллеги... изменники и враги народа... прячут сейчас похищенных вами людей! Вы меня хорошо слышите?

Трофимов, успевший, кажется, слегка задремать, вновь вскинул голову и вытаращился на усатого мужчину во френче, который вышел из-за стола, держа трубку в полусогнутой левой руке, чье присутствие, кажется, он заметил только сейчас.

— Товарищ Сталин намерен лично задать вам несколько вопросов, — сказал медик на ухо допрашиваемому и тихонько отошел в сторону.

— Ви-и, гражданин Трофимов, правильно сдэ-элали, что во всем признались, — растягивая слова, с заметным кавказским акцентом сказал закамуфлированный под Вождя спецпрокурор. — Ми-и еще нэ решили, что с вами дэ-элать, как нам с вами па-аступить.

— Товарищ Сталин!.. — давясь и всхлипывая, гэбист попытался вскочить на ноги, но путы не позволили ему этого сделать. — Виноват!.. Заслуживаю самого сурового наказания!..

— Может би-ить, ми-и вас ра-асстреляем, — ткнув в допрашиваемого черенком трубки, сказал «Сталин». — А может би-ить... и нэт?! Если ви-и во всем са-азнаетесь... дадите нам па-алезные сведения, то ми-и а-абещаем па-адумать... Ска-ажите, Трофимов...

— Да, товарищ Сталин?

— Ви-и участвовали в похищении та-аварища Литвинова?

— Так точно... виноват!

— Это ви-и с другими та-аварищами чекистами вывезли а-адного вашего ка-аллегу на за- амаскированном под «Скорую» спецтранспорте... за-а город? Где он би-ил па-ад-вергнут пи-иткам и па-атом ка-азнен?

— Я только рядовой исполнитель, товарищ Сталин! — хрипло заявил гэбист, у которого в уголках рта стала скапливаться пена, как у загнанной лошади. — Мы з-загрузили тело и в-вывезли, к-куда нам б-было сказано!.. П-потом м-мне сказали... з-заснять «икс»... это т-такой д-д-джип, товарищ С-сталин... и там б- были д-два трупа...

— Ми-и знаем, — кивнул мужчина в полувоенном френче, — что ви-и, Трофимов, а-адин из исполнителей. На-азовите фамилии те-ех, кто а-атдавал вам приказы!

Давясь словами и пеной, Трофимов назвал четыре фамилии, среди которых первой по списку стояла фамилия человека, которого несколькими часами ранее выдернули из комфортной обстановки жилмассива «Алые паруса» и доставили в этот зловещий подвал.

— Абсурд! — выдавил из себя Сценарист, которого по-прежнему придерживали с двух сторон крепкие ребята-особисты. — Что вы его слушаете... он же спятил!

«Инквизитор», загримированный под Иосифа Виссарионовича, обогнул кресло и подошел к ним.

Так тоскливо вдруг стало на душе у Юрия Николаевича, такая его охватила лютая тоска и безнадега. Только сейчас он, кажется, способен был понять до конца, что творилось на душе у людей, в том числе и у его предшественников из ВЧК — ОГПУ — НКВД, попавших вдруг в немилость к Хозяину, которых брали за хобот и волокли в лубянские застенки...

— Ну что, Юрий Николаевич? — глядя на него своими безжалостными глазами, сказал Нечаев. — Будем колоться добровольно? Или мне приказать сначала напичкать вас наркотой?

Рейндж проснулся в девятом часу утра, когда его напарница, оказавшаяся по своим жизненным ритмам гибридом «совы» и «жаворонка», успела сделать пробежку по заснеженному парку, принять душ и переодеться к завтраку (должна же «влюбленная парочка» хотя бы раз в сутки появляться в столовой, где преимущественно питается отдыхающая в пансионате публика?).

Мокрушин, в принципе, тоже не чурался физических занятий — работа у него такая, нужно постоянно быть в форме. Но на утреннюю пробежку не подписался: отжался тридцать раз на кулаках — и хорош. Тем более что у него имелось веское оправдание: медик, наблюдавший его в «кремлевке», перед выпиской рекомендовал Мокрушину придерживаться щадящего режима и ни в коей мере не подвергать серьезным нагрузкам опорно-двигательный аппарат.

Хм... Его бы слова — да «свояку» в уши! Шувалову, кажется, все по барабану. Хромой? Побитый? Бери подаренную «трость» в зубы — и шагом-арш на боевое задание!

Рейндж побрился, в темпе принял душ. К завтраку он оделся в джинсы и теплую фланелевую рубаху. Измайлова оделась аналогичным образом; агентесса, чуток пройдясь по губам помадой, бросила косметичку в свою дамскую сумочку, в которой, кроме разных дамских мелочей и документов, она носила также пистолет «ПСМ» и запасную обойму, после чего бросила вопросительный взгляд на своего старшего товарища.

— Блин! — в сердцах сказал Рейндж. — Знаешь, мне сейчас кусок в горло не полезет!

— Я вижу, шеф, вы сегодня не в настроении? — как-то неожиданно мягко, даже участливо, будто она и в правду была его невестой или, к примеру, секретаршей, произнесла Измайлова. — Хотите, мы позавтракаем здесь, в номере? У нас полный холодильник съестного.

— Да пошло оно все в... баню! — процедил Рейндж, у которого и в самом деле вдруг сделалось препаршивое настроение (ему это, кстати, было совершенно несвойственно). — Вокруг нас люди натурально отдыхают... расслабляются... Иди, Измайлова, иди... покушай там за двоих!

Агентесса, бросив на него странный взгляд, положила сумочку на стол и подошла к нему (Мокрушин перед этим демонстративно плюхнулся в кресло).

— Вы говорите, шеф, — в «баню»? — спросила она.

— Ну да, — мрачно сказал Рейндж. — Я, детка, полтора года нормально не отдыхал... Думал, после выписки из больницы дадут чуток расслабиться, а вот те хрен на всю морду!

— Сейчас для посещения сауны, наверное, не самое лучшее время, — задумчиво сказала Измайлова, положив руку ему на плечо. — А если попозже, шеф? Вечером, к примеру, после ужина?

— Ты чего... Анюта? Не шутишь? — полуобняв агентессу за гибкий стан, Рейндж наконец врубился, что он не ослышался, что жизнь, в принципе, не такая уж мерзопакостная штука. — Слушай... это же отличная идея! А то что это мы, как не родные!