об этом не знал) остатки армии Бекингема уже неделю как покинули остров Ре и в полном беспорядке возвращались к английским берегам. Встретив их в открытом море, граф Холланд развернулся и поплыл назад в Портсмут.

Как легко представить, ярость английского общества была ужасна. Если бы в момент отплытия Бекингем пользовался популярностью, ему были бы найдены оправдания. (Впрочем, будь он популярен, не прошла ли бы экспедиция более успешно?) Но поскольку его и так ненавидели, в глазах всех он стал ответственным за провал и унижение национального достоинства. Около сорока британских знамен попали в руки французов. Говорят, Людовик XIII с довольно тяжеловесным юмором объявил послу Савойи: «Если бы я знал, что моему доброму брату королю Англии так хочется иметь остров Ре, я сам продал бы ему этот остров за половину той цены, которую он заплатил» ^{364}.

Повсюду распространялись сатирические стихи:

Такое суждение несправедливо, и это знали все, кто был в курсе событий. Побывавший на Ре полковник Кросби пишет: «Вне всяких сомнений, герцог проявил мужество, великодушие и несравненную способность к действию, и в других условиях он стал бы прославленным военачальником. Однако офицеры плохо выполняли его приказы по причине своей неопытности, проявляли слабость, сталкиваясь с нарушениями дисциплины, а большая часть армии была готова к мятежу, отказывалась выполнять приказы или шла в атаку, едва волоча ноги. […] Напротив, когда зашла речь об отступлении, всe стали делать очень быстро. Особенно это касалось погрузки на корабли пушек, на которую герцог согласился слишком рано, о чем потом жалел» ^{366}.

Лучшим опровержением обвинения в трусости, которое против Бекингема выдвигали враги, служат свидетельства французов, таких как Иснар, которого мы уже цитировали выше: «Он последним покинул остров и взошел на корабль…»

Что до качеств Бекингема как военачальника, то даже самые бесстрастные военные комментаторы по большей части признают, что мысль захватить Ре, чтобы поддержать Ла-Рошель, сама по себе стратегически великолепна. Поначалу этот замысел вполне удался благодаря энергичным действиям главного адмирала при высадке на Саблансо. Однако захват острова мог послужить делу, только если бы прибыло подкрепление, потому что без него армия Бекингема не располагала достаточными силами, чтобы начать на суше масштабную операцию против крепнущей день ото дня французской армии.

Осада крепости Сен-Мартен также была хорошо продумана: траншеи на суше, а на море – линия кораблей и шлюпок, соединенных канатами. Буря, позволившая Болье-Персаку прорвать блокаду, стала для англичан одним из тех бедствий, каким из-за капризов погоды подвержены любые морские операции. Бекингема ни в коем случае нельзя винить за эту неудачу.

Остаются штурм крепости 5 ноября и, в особенности, разгром при переходе через мост на Луа. Что до штурма, то лестницы явно были коротки. Однако можно усомниться в том, что, даже при наличии достаточно длинных лестниц, сытый и хорошо вооруженный гарнизон крепости сдался бы деморализованной и недисциплинированной английской армии. В другой своей ошибке Бекингем публично раскаивался: пушки были погружены на корабли слишком рано, а они были очень нужны в день штурма. Что до моста на Луа, то очевидцы признавали, что в неправильной подготовке переправы виноваты «неопытные» офицеры. Возможно, Бекингему следовало самому внимательнее следить за работами. Но в тот момент численный перевес французов стал столь очевиден, что охваченные паникой англичане уже не подчинялись приказам.

Итак, в целом «экспедиция на остров Ре» – с точки зрения историков, а не современников – довольно почетное поражение (a fairly honourable defeat), если вспомнить название прекрасного романа Айрис Мердок.

Впрочем, таково же было мнение короля Карла, который, едва узнав о прибытии флота, послал верного Эндимиона Портера, чтобы тот встретил Бекингема в Портсмуте и передал ему дружеское послание: «Стини, мое несчастье заключается в том, что я не смог вовремя послать тебе подкрепление. Все честные люди признают, что ты сделал даже больше, чем можно было надеяться, я смею сказать: даже больше, чем было возможно. Первые известия о твоем отступлении были, слава Богу, хуже, чем дело обстоит в реальности. Я счастлив знать, что ты вел себя во всех отношениях благородно. […] Больше всего я сожалею о том, что не был рядом с тобой в это время страданий, ибо мы могли бы заботами утешать друг друга. Но будь уверен, что в моих глазах ты завоевал такую же репутацию и достоинство, как если бы тебе удалось исполнить то, чего ты желал» ^{367}.

Прекрасное свидетельство верности и доверия короля, сохранившихся после столь сильного разочарования. Однако в Англии мало кто отреагировал подобным образом. Вид матросов и солдат, сходящих с кораблей в Портсмуте и Плимуте, оборванных, голодных (некоторые были почти раздеты), вызвал негодование, а также страх. Многие были больны и заразны. Никто не хотел брать их на постой. Тайный совет решил насильственно разместить их в селениях Девона и Корнуолла. Это вызвало протест: «Почему одни мы должны страдать от последствий общенационального несчастья?» Небезосновательный аргумент.

Едва сойдя на берег, Бекингем поспешил в Лондон, чтобы встретиться с королем и своей верной Кейт, которая была на последних месяцах беременности. Когда главный адмирал уезжал из Портсмута (король послал за ним собственную карету, чтобы доставить как можно быстрее), некая старуха предупредила его, что слышала, как какие-то люди планировали убить его по дороге в столицу. Племянник Бекингема Уильям Филдинг, сын его сестры Сьюзан, сопровождавший его на Ре, предложил поменяться с ним одеждой, чтобы убийцы приняли его за герцога. «На что герцог, нежно обняв его, ответил, что благодарит за подобное предложение и доказательство любви, но если он сейчас смалодушничает, то впредь у него не будет ни минуты покоя» ^{368}. Трусость явно не входила в число недостатков Джорджа Вильерса.

Уладив свои личные дела, Бекингем выслал в Портсмут сумму в 3 тысячи 500 фунтов стерлингов из собственных доходов на помощь нуждающимся матросам и солдатам. Тем временем эпидемия разыгралась вовсю: 12 декабря насчитывали уже 500 умерших со дня возвращения экспедиции.

Но думать, что главный адмирал впал в отчаяние и чувствовал себя неудачником, означало бы слишком плохо знать его. Исполненный своей обычной невероятной энергии – по правде говоря, граничащей с безрассудством, – он уже горел новыми проектами. Он планировал нападение на Кале и возвращение к Ла- Рошели с новым, хорошо оснащенным флотом. Карл I, не менее самоуверенный мечтатель, желал того же. Но как взяться за дело, если опять нет ресурсов?