хорошенькая, к тому же сообразительная, хваткая, умная как дьявол. Марго бы брать с нее пример. К тридцати годам у Дельфины степень магистра по государственному управлению и степень магистра философии, она свободно говорит по-испански, состоит в ньюайлендском клубе ораторов и выглядит при этом ничуть не хуже любой из подружек Марго.

А его драгоценная дочка, хоть и красивей всех, до сих пор не может решить, в какой колледж подавать документы. То юриспруденцией ее тянет заниматься, то английской литературой. И это в двадцать три года! Вряд ли в ближайшие семь лет что-то изменится. Правой рукой высокопоставленного государственного служащего к тридцати Марго точно не стать, несмотря на очаровательную улыбку и белокурые волосы. А Дельфина, если у него сложится все, как планируется, со временем будет помощницей сенатора.

А то и президента.

Грэм взял со стола фотографию дочери в серебряной рамке. Каждому свое. Кому-то делать карьеру, а кому-то радовать мир своей красотой и жизнерадостностью.

А кому-то, как этой пышноволосой девочке, которая вытребовала сегодня у него лицензию, пробивать дорогу в жизнь собственным трудом и упорством.

Грэм поставил фотографию дочери обратно. Он без сомнения обожал свою малышку. Но было бы чудесно, если бы его голубоглазая дочурка обладала хотя бы половиной упорства и трудолюбия Дельфины или этой… Ягодки.

Через час Ягодка вышла из мэрии, сжимая заветную лицензию. От собственной смелости голова шла кругом. Если бы она так не разозлилась, то ни за что бы не осмелилась вломиться к Грэму Джефферсону. А он был так любезен. Принял ее, выслушал, согласился, что «Джеффро» не притон, где спиртное льется рекой, но и не детское кафе-мороженое. Тут же отдал распоряжение, и служащий лично принес ей лицензию. Недаром говорят, что мэр Джефферсон очень внимательный человек. Даже упомянул, что смотрел передачу Спайка, и пообещал заглянуть как-нибудь на днях. Если пойдет слух, что в «Джеффро» заглядывает сам мэр… У Ягодки перехватило дыхание. В счастливый час Спайк решил сделать программу о ней и ее ресторане!

Она вытащила сотовый и набрала Трэвиса.

— Трэв, все в порядке. Лицензия у меня в сумочке. Ты не поверишь, когда узнаешь, что я ради нее сделала.

Трэвис О'Нил нажал на «отбой» и улыбнулся. Ягодка как всегда оказалась на высоте. Одно удовольствие работать на такую женщину. Трэвис был влюблен в свою начальницу. Недостаточно сильно, чтобы предпринимать что-то или вмешиваться в ее личную жизнь, но достаточно, чтобы наслаждаться работой и считать ее самой красивой женщиной в мире, а «Джеффро» — самым лучшим рестораном. Правда, родители Трэвиса были с ним в корне не согласны и с завидным упорством начинали разговоры о том, что пора ему найти себе работу подостойней и девушку побелее. Они мечтали о внуках, таких же длинноногих и рыжеволосых, как Трэвис, и сватали ему дочку то одних ирландских знакомых, то других. Но Трэвис сопротивлялся, и мистер и миссис О'Нил морально готовились к дню, когда обожаемый сын приведет к ним в качестве невесты свою темнокожую начальницу.

Трэвису лучше, чем кому бы то ни было известно, что этот день никогда не наступит. И он довольствовался тем, что мог видеть Ягодку каждый день и трудиться ради процветания ее дела.

Несколько раз в день Трэвис обходил ресторан и смотрел, все ли в порядке. Ничто не ускользало от его внимания: плохо заточенный нож на кухне, оторванная пуговица на ливрее швейцара, поникший цветок на столе в главном зале. Трэвис знал ресторан не хуже Ягодки, знал, что ему на пользу, а что во вред. Компания, которая расположилась сегодня за центральным столиком, к пользе явно не имела никакого отношения. Пятеро наглых юнцов — так сразу охарактеризовал их Трэвис, хотя вряд ли хоть один был младше его. Однако ему в отличие от них в голову не приходило напяливать на себя яркие тряпки и кожаные штаны и гоготать в приличном месте, словно стадо гусей!

Трэвис подошел к большому, во всю стену, окну и посмотрел на стоянку возле ресторана. Неприятное предчувствие усилилось. Два автомобиля, каждый стоимостью больше годового жалованья Трэвиса, были припаркованы кое-как, перегораживая выезд другим машинам. Уточнять, кому они принадлежат, не было необходимости. Полное пренебрежение правилами и высокомерное отношение к людям были видны с первого взгляда, будь то привычка парковать машину или манера разговаривать с официантом.

Принимать у них заказ не повезло Дюку, человеку мягкому и доброму. Он почтительно склонился над столиком с блокнотом, но Трэвис видел, что бедняге не по себе. Юнцы вели себя развязно и вызывающе.

Особенно усердствовал один, с дурацкой смоляной прядкой, закрывавшей глаз. Он сидел, развалившись на стуле так, как никто до него не сидел в «Джеффро», еле цедил слова, заставляя бедного Дюка переспрашивать снова и снова, постоянно отпускал шуточки. Трэвис стоял далеко и суть шуточек не улавливал, но, судя по хохоту, которым каждый раз разражались его друзья, и по лицу Дюка, становившемуся все бледнее и бледнее, шутки были не из ряда милых.

На компанию в центре уже начали оглядываться другие посетители, и Трэвис с тоской подумал, что, возможно, придется привлекать охрану. Такого не случалось ни разу за все время работы «Джеффро» и уж тем более не должно было случиться сейчас, когда за ресторан отвечает он.

Трэвис еще раз боязливо взглянул на дорогие машины за окном. Сам с собой он был честен. Как бы ни возмущало его поведение этих людей, идти им наперекор ему совершенно не хотелось. Оставалось надеяться, что они пошумят немного, съедят свою еду и уберутся восвояси.

Надежды не оправдались.

— Придурок, кем ты себя считаешь?!

Трэвис в панике обернулся. Парень с черной прядкой стоял перед бедным Дюком. Ни тени расслабленности в нем больше не было — наоборот, он напоминал хищное животное перед прыжком.

Дюк бросил на Трэвиса умоляющий взгляд, а Трэвис, к своему стыду, почувствовал, что не может сделать ни шагу. Одно дело распекать ленивого повара или выставлять претензию нерадивому поставщику и совсем другое — связываться с людьми, которые могут позволить себе такие машины.

— Я тебя спрашиваю. — Парень наступал на Дюка. — Ты хоть понимаешь, что ты сейчас сказал?

Больше медлить было нельзя. На ватных ногах Трэвис шагнул вперед и тут же отступил обратно к окну. Мимо, громко хлопнув входной дверью, вихрем пронеслась Ягодка.

Удивительно, как быстро радужное настроение может смениться паникой. Только ты радовалась, что сумела обойти идиотское распоряжение мэра, как вдруг назревающий скандал пугает тебя до полусмерти. Ягодка сразу поняла, что происходит, и ни секунды не колебалась. Ни один наглец не имеет права оскорблять ее официантов. Она не сомневалась, что Дюк не заслужил такого обращения. Ее работники были образцом хороших манер и внимательности, что, к сожалению, нельзя было сказать о некоторых клиентах.

— Добрый день. — Ягодка улыбнулась как можно лучезарнее, скрывая злость. — Я могу вам чем- нибудь помочь?

Дюк вздохнул с облегчением. Парень резко обернулся.

Ягодка похолодела. Это лицо было ей знакомо. Небрежно рассыпанные черные волосы, презрительная усмешка, высоко вздернутая бровь. Его фотографии то и дело мелькали в газетах. Желтую прессу Ягодка не читала, но и серьезные газеты не раз проходились по выходкам этого парня. Его имени Ягодка не помнила. Кажется, что-то итальянское. Зато слишком хорошо помнила, что его называли хулиганом, дебоширом и позором многоуважаемой семьи. Вот он добрался и до ее ресторана.

— Я Элисон Эпплберри, владелица «Джеффро», — сказала Ягодка. — Что я могу для вас сделать?

— О, да ты настоящая ягодка, — усмехнулся парень.

Его дружки захохотали. Дюк шагнул вперед, сжимая кулаки. Ягодка остановила его движением руки.

— Иди на кухню. Я сама приму заказ. — Она иронично улыбалась, борясь с желанием дать парню