У царских врат стою.Христос, прости её, похожуюНа Мать Твою!1925
На Сайме
Чего здесь больше, капель или игл?Озерных брызг или сосновых хлопьев?Столетний бор, как стомачтовый бриг,Вонзился в небо тысячами кольев.Сбегают тени стрельчатой грядойНа кудри волн по каменистым склонам,А лунный жар над розовой водойПриколот одуванчиком зеленым.Прозрачно дно. Озерные поляРасшиты желтыми шелками лилий.Глухой рыбак мурлычет у руляПро девушку, которую убили.В ночную воду весла уронив,Дремлю я, сердце уронив в былое.Плывет, весь в черном бархате, заливИ все в огнях кольцо береговое.Проснулся ветер, вынырнув из трав,Над стаей туч взмахнул крылом незримым…И лунный одуванчик, задрожав,Рассыпался зеленоватым дымом.1925
«Ты брошен тоже, ты поймёшь…»
Ты брошен тоже, ты поймёшь,В дурманы вглядываясь строже,Что счастье, если и не ложь, —На ложь мучительно похоже.Тот, первый, кто вином любвиУста раскрывшиеся нежил,Не слеп от нынешней кровиИ в нашей брошенности не жил.Тот, первый, в райском теремуЛаская кроткую подругу,Не шёл в хохочущую тьмуПо кем-то проклятому кругу.А мы идём. Над нами взглядБезумия зажжён высоко.И каплет самый чёрный ядИз окровавленного ока.Что сердца лёгкая играТяжёлому земному телу?Быть может, уж давно пораМечту приговорить к расстрелу.А мы в безлюдье, в стужу, в дымНесём затравленность обетов,Мы, как Евангелие, чтимБред сумасшедших и поэтов.И, вслушиваясь в злую ложь,Горим, с неоспоримым споря…Ты брошен тоже, ты поймёшь,Что счастье выдумано с горя.1924
«Пели над окнами клёны…»
Пели над окнами клёны.Ночь отгорала. СтруясьПо полу, сгустком зелёнымЛунная кровь запеклась.Ночь отгорала. В гостинойНе зажигали огней.Зло говорили и длинноО прожитом и о ней.Кто-то, чуть видимый в кресле,Долгий закончил рассказ