Когда туман вечернийЗапорошил твой взор.Свершилось. Брызнул третийРыдающий звонок.Пять лет я слёзы этиОстановить не мог.Вагон качнулся зыбко.Ты рядом шла в пыли́.Смертельною улыбкойГлаза твои цвели.Над станцией вязалиТуманы кружева.Над станцией дрожалиПрощальные слова.Колёс тугие стоныСлились в одну струю.Перекрестив вагоны,Ты крикнула: «Люблю»…Ты крикнула: «Не надо!..Придут — умрём вдвоём»…И пролитой лампадойПогасла за холмом…Пять лет, пять долгих пытокПрошло. И ты прошла.Любви и веры свитокТы смехом залила.1925
«И канареек. И герани…»
И канареек. И герани.И ситец розовый в окне,И скрип в клеенчатом диване,И «Остров мертвых» на стене;И смех жеманный, и румянецПоповны в платье голубом,И самовара медный глянец,И «Нивы» прошлогодний том;И грохот зимних воскресений,И бант в каштановой косе,И вальс в три па под «Сон осенний».И стукалку на монпансье, —Всю эту заросль вековуюБезумно вырубленных лет,Я — каждой мыслию целуяРоссии вытоптанный след, —Как детства дальнего цветенье,Как сада Божьего росу,Как матери благословенье,В душе расстрелянной несу.И чем отвратней, чем обманнейДни нынешние, тем роднейМне правда мертвая гераней,Сиянье вырубленных дней.1925
«А проклянешь судьбу свою…»
А проклянешь судьбу свою,Ударит стыд железной лапою, —Вернись ко мне. Я боль твоюПоследней нежностью закапаю.Она плывет, как лунный дым,Над нашей молодостью скошеннойК вишневым хуторам моим,К тебе, грехами запорошенной.Ни правых, ни виновных нетВ любви, замученной нечаянно.Ты знаешь… я на твой портретКрещусь с молитвой неприкаянной…Я отгорел, погаснешь ты.Мы оба скоро будем правымиВ чаду житейской суетыС ее голгофными забавами.Прости… размыты строки вновь…Есть у меня смешная заповедь:Стихи к тебе, как и любовь,Слезами длинными закапывать…
