старше.
Все здесь виделось Быкову взаимосвязанным, оставалось дело за «малым» — уловить эту взаимосвязь. От немого — ни слуху ни духу.
Быков беспокойно заворочался. Крепко потер ладонями лицо, разгоняя сонную одурь. Придвинул лист бумаги, стал составлять письмо крайуполномоченному ГПУ Андрееву.
Товарищ Андреев!
Я уже докладывал вам о просачивании в Чечню вооруженных групп со стороны Дагестана и Осетии. Их количество растет. Истинные цели прибытия отрядов установить пока не удалось, это не мюриды и не охранные сотни Митцинского. Ходят самые различные слухи. Наши источники тоже не сообщают ничего вразумительного.
На основании полнейшей неопределенности я вынужден предположить самое худшее: Митцинский начал концентрацию сил для восстания, привлекая для этого обманутое муллами крестьянство со стороны. Косвенное подтверждение тому — Митцинский запросил у меня визу для въезда из Турции эмигранта брата Омара.
Если шейх принял решение о восстании, то приезд брата, наделенного полномочиями и инструкциями туркправительства и к-р константинопольского центра, будет ему необходим для координации и поддержки. В том же письме, где Митцинский просит визу, он зовет меня в Хистир-Юрт на охоту. Это приглашение может быть попыткой прощупать в личном контакте настроение и намерения начальника ЧК перед началом восстания.
На основании этих фактов я принимаю решение: начать подготовку к изъятию Митцинского. Не может быть и речи, чтобы эту акцию проводить в самом Хистир-Юрте: в ауле и его окрестностях сконцентрировано не менее пяти тысяч вооруженных мюридов шейха.
Дорога и все подступы к Хистир-Юрту, по нашим данным, находятся сейчас под тщательным контролем шариатских полков Митцинского. Поэтому саму операцию изъятия предстоит провести в городе, предварительно заманив туда Митцинского. Это надо делать с подключением воинского гарнизона и войск ЧОНа и Красной Армии. Мне понадобятся полномочия для объединения наших усилий.
Сразу же после ареста Митцинского я потребую от него послания к мюридам и шариатским полкам с приказом соблюдать спокойствие и нейтралитет, поскольку от этого зависит жизнь самого шейха.
Необходим параллельный арест его брата Омара. В разработке операции по изъятию Митцинского я учел это обстоятельство.
Подробный план операции и это письмо посылаю с нарочным.
Товарищ Андреев!
Мне и предревкома Вадуеву было дано принципиальное согласие на выделение трактора ростовским оргбюро после представления нами проекта хистир-юртовской крестьянской коммуны. К сожалению, конкретных действий со стороны Ростова пока нет.
Организация коммуны имеет политическую окраску тем более, что в Хистир-Юрте сыном предкоммуны организована комсомольская ячейка.
Именно поэтому я прошу вас ускорить разрешение вопроса с выделением нам «фордзона» под мою личную ответственность с последующей передачей трактора председателю сельсовета Гелани и крестьянину Абу Ушахову.
Почтой выслали визу в Константинополь на въезд реэмигранта Омара Митцинского. Въезд в Россию из Турции — через Батум, поэтому Митцинский проходит через ваши руки. На визе его вместо печати ОГПУ стоит печать облревкома. В соответствии с разработанной нами (ГрозЧК) операцией просим задержать Омара фильтрационной комиссией. Причина — не та печать и отсутствие анкеты-поручительства от родственников.
Дайте ему возможность сообщить об этом телеграммой в ГрозЧК. Внизу телеграммы добавьте свой постскриптум: «В случае неприбытия анкеты-поручительства согласно условиям въезда реэмигрантов изолируем Митцинского в лагерь до особого распоряжения».
Разработайте и пришлите анкету-поручительство для родственников эмигранта пунктов на 30—40 с тем условием, чтобы заполнение ее заняло не менее 30 минут.
21
Абу Ушахову доставили из города бумагу — с печатью и подписями. На бумаге стояли три строчки черненьких непонятных букв.
Абу не умел читать, но к грамотею Шамилю во двор Митцинского идти нельзя, а из муллы Магомеда до сих пор не могли «выгнать черта». Абу маялся до полуночи: хотелось узнать, какой хабар принесло письмо.
Чуть свет пошел к председателю Гелани: тот учился одолевать русские буквы на бумагах, что приходили из города.
Председатель сидел за столом и подбирал огрызком чурека из миски помидорный сок. Взялись за бумагу вдвоем. Для начала уложили ее так, как положено, чтобы кругляш печати и завитушка подписи не давили сверху на строчки, а висели под ними.
Потом приступили к буквам. Гелани вспотел, крошил железными пальцами огрызок чурека. Абу пугливо притих при виде такого единоборства, бегал взглядом с листа на лицо председателя.
К восходу солнца Гелани все-таки одолел буквы. Он поднял слезящиеся глаза, в которых колыхалось изумление, сказал:
— Абу, нас зовут в город получать трактор «фордзон».
— Кто зовет? — спросил, замирая, Абу. — Кто писал бумагу?
Гелани снова надолго согнулся над листом, потом сказал:
— Быков зовет.
— Тогда едем! — встал, передохнул от великого ожидания Ушахов. — Если Быков зовет — надо ехать. Он не обманет. Поехали, Гелани. Султана Бичаева тоже возьмем с собой.
Поехали на станцию втроем. Приехали к обеду. Привязали коней к чугунной решетке, сами пошли на перрон.
Перрон бурлил людским водоворотом, пронзительно орали торговки яблоками, под ногами хрустела подсолнечная шелуха.
У стены вокзала маслянистой желтизной переливались трубы оркестра. Абу растерянно вертел головой, искал знакомое лицо. Наконец увидел, расплылся в улыбке: неподалеку от оркестра стояли Быков и Вадуев. Рядом с ними переминался тот самый рыжий парень, что приезжал во главе смычки в Хистир- Юрт.
Абу потащил друзей к оркестру. Быков довольно прищурился, крепкой ладошкой пожал руки всем по очереди. Предревкома Вадуев поздоровался, подкрутив усы, — смотрел орлом.
В шипенье и грохоте приплыл паровоз, лязгнули вагоны. Рыжий Каюмов взмахнул руками — и все перекрыла медь оркестра.
На подкатившей платформе высилось железное чудище с шипастыми колесами, при нем истуканом стоял тощий русский в промасленной телогрейке. Платформа остановилась, русский спрыгнул на перрон. К
