Виктор Иванович сладко спал, натянув на голову эластичную сетку, чтобы за ночь не разлохматились волосы. Во сне он видел диковинного зверя утконоса. Утконос ползал по травке, клал яйца и поедал всякую мелочь. Ему тоже было очень хорошо и спокойно.
Шило старое, переплетное
Подполковник милиции Кущак закурил и хотел подойти к окну, но с неудовольствием вспомнил, что так уже тысячи раз поступали его коллеги в детективных романах, вздохнул и не стал подходить.
— Так, — сказал он дежурному. — Еще что есть? Дежурный зашелестел бумагами.
— Бабку одну сейчас доставили. Семенову… ммм. Семенову А. С. Пенсионерка, работает па полиграфкомбинате. Задержана за хулиганство.
— Соседку борщом облила? — хмуро поинтересовался Куща к.
— Нет, похуже, товарищ подполковник. В автобусе ткнула острым колющим предметом пассажира Мещерякова Р. П. В область спины. Будучи доставлена в отделение, отказалась дать объяснения и назвать имя и отчество.
— Отказалась? А как узнали, что это Семенова?
— Потерпевший сообщил, товарищ подполковник. Мещеряков работает на том же комбинате. Между прочим, передовик.„
— Сам он, что ли, похвастался?
— Бабка сообщила. Я тебе, кричит, рано или поздно в зенки наплюю, хоть ты и в передовиках ходишь! Еле успокоили. Такая бой-старуха…
— В зенки, значит?
— Я запротоколировал, товарищ подполковник. А вот изъятое у нее орудие.
Подполковник повертел в руках старое переплетное шило с потемневшей ручкой.
— Орудие, говоришь? Тут и колоть-то печем, жало совсем сточено… А сколько ей лет, Зуйков?
— Бабке?
— Женщине этой. Семеновой А. С.
— Пока не выяснили. Па вид где-то шестьдесят-шестьдесят два. Но крепкая еще старуха.
Подполковник хмыкнул.
— Давно у нас пенсионерки не хулиганили, а, Зуйков?
Дежурный пожал плечами и не ответил.
— Ну, давай ее сюда, хулиганку эту.
Через несколько минут в кабинет вошла «хулиганка» — пожилая, полная, с ясными внимательными глазами.
— Так. Садитесь, пожалуйста, вот сюда, — сказал Кушак.
Женщина спокойно прошла через комнату и села.
— Что же у вас там в автобусе произошло? Можете подробно рассказать? Поделитесь, Аграфена Степановна. Шило у вас обнаружили…
Женщина не спеша осмотрела кабинет, подумала, склонила голову набок и начала — заговорила, запела, запричитала жалостным голоском:
— Ос-с-споди, дак чо произошло-то, чо? Да я ни слухом ни духом, милок, вот те крест! (Она всплеснула руками). Знамо дело, ежели кто без билета проехаться норовит. А мой-то вот он, туточки, в платочек я его завязала, от греха-то… А меня, слышь, миленький, ни за что ни про што — цап! А за какие дела? Я ведь, ежели по совести-то рассудить…
— Анадысь, — сказал Кущак.
— Что-что?
Женщина запнулась, улыбнулась удивленно и сразу стало ясно, что в молодости она была, ух, какой — лукавой, смешливой да своенравной, действительно «бой».
— Что-что?
— А-на-дысь, — повторил Кущак отчетливо. — Кубыть. Давеча, нонича, опосля. Или вот еще словечко: карахтер. Неплохо и: «идол дубовый». А вы, Аграфена Степановна, все «милок» да «энтот». Небогато.
Помолчали.
— Накурено у вас тут, — сказала женщина. — Хоть бы форточку открыли.
— Да-да, — сказал Кущак. — Извините, сейчас.
Он загасил папиросу и помахал рукой, разгоняя дым.
— Так вы не дорассказали, Аграфена Степановна, что у вас в автобусе получилось…
— А что получилось? Ничего и не получилось, — женщина рассеянно смотрела в окно.
— Укололи зачем? Пассажира, — терпеливо сказал Кущак.
— Уколола и уколола. Было, значит, за что. Вы меня наказать должны? Вот и наказывайте. Чтобы я седины свои не позорила, как ваш дежурный выражается…
— Он так сказал?
— Он много чего говорил.
— Ну… с этим мы разберемся. А вы рассказывайте, пожалуйста.
Кущак сильно потер ладонями виски и поморщился.
— Болит голова-то? — спросила женщина.
— Болит.
— На пенсию тебе пора.
— На пенсию? В домино прикажешь резаться? Огородик развести? Куры-уточки-клубничка? Нет, спасибо. Подожду пока.
— И на пенсии люди живут…
— Ага, вот ты, например, живешь. Ходишь, концерты устраиваешь. «Осподи, вот те крест!» Чего ты мне концерты устраиваешь?
— Чтоб тебя развлечь, — серьезно сказала Аграфена Степановна. — Зеленый весь уже. Пепельница с верхом. Доходяга ты, а не подполковник.
Кущак вытряхнул пепельницу в мусорную корзину. Опять помолчали.
— Сказать, чтобы чаю принесли? — спросил Кущак.
— Не надо уж. Не компрометируй себя. Ты всегда этого боялся.
— Ладно, Аграфена, перестань, — попросил Кущак.
— Ладно так ладно… Зинаида твоя здорова?
— Желудок у нее. Недавно опять в Трускавец ездила. А ты как живешь?
— А я все так же.
— Понятно.
— Вот и хорошо, что понятно.
Кущак поднял глаза и посмотрел на шило.
— Так. Все. Ты можешь объяснить, зачем в автобусе с шилом полезла? Это ведь действительно хулиганство. Только давай без фокусов.
— Я тебе уже все объяснила. Уколола, значит было за что.
— Ну и за что?
— За то.
Аграфена Степановна выпрямилась и поджала губы.
— Послушай, Аграфена, — терпеливо заговорил Кущак. — Если он будет настаивать, тебе грозят большие неприятности. Ты понимаешь? И я не смогу тебе помочь. Мне обязательно нужно знать, как и что.
— Не будет он настаивать, успокойся.
— Тьфу ты, — сказал Кущак. — Какой была, такой осталась.
— А ты спой. Хочешь, вместе, а? «Каким ты бы-ы-ыл, таким остался-а-а…»
