улыбнулся из-за коньячных бутылок, хлопнула пробка, сверкающая пена обрушилась в бокал…
Физиологи утверждают, что человек не может по своей воле стать меньше ростом раза в три. Бармен смог. Рядом с собою я увидел невысокого человечка, лицо которого выражало одновременно: преданность, обожание, восторг, сознание своего ничтожества, самоотречение, готовность сию минуту пожертвовать своей жизнью и жизнью всех без исключения родственников и, наконец, умиление — такое умиление, какого я никогда в жизни не видел и не увижу, вероятно, до самой смерти.
Но я смотрел не на преданного Уинстона. Мое внимание было полностью поглощено официанткой. Боже мой, что с нею стало!
«Девушка, — думал я в ошеломлении, — куда девались ваши злющие губы-ниточки, беспощадный носик, буравчики-глаза? А хлебосольное «козел»?… Милая девушка, где прятали вы раньше эти мягонькие ямочки, эти стыдливые мохнатые ресницы, робкую грудь? Ах, оставьте, оставьте убогий притон, ступайте туда, где единственно место вам — царство грез и сновидений, являйтесь мечтателям, юношам-принцам, безусым поэтам, овевайте их томительные сны дыханием чистой, великой Любви…»
Сказать, что официантка преобразилась на глазах, значит не оказать ничего. Даже юбка сама собою укоротилась у нее на добрых три пальца.
Пиршество затянулось далеко за полночь. Я полностью отвел душеньку после драидулетовской каши да еще распихал по карманам гостинцев для Куна. Уинстон ворковал, официантка взмывала, я ел.
— Вот сюда извольте-с, — бармен бережно придерживал меня под локоток. — Осторожненько, тут порожек-с. Оп-паньки! Вот и славненько, вот и чудненько… Теперь потихохоньку — и домой, и баинькать…
К стыду признаться, я несколько отяжелел и не сопротивлялся.
— Пожалуйте в машинку… — пел Уинстон. — Номерок давно готов-с. Мы уж заждались, глаза проглядели, вас ожидаючи. А Милочка и постельку постелит…
Страшным усилием волн я разогнал розовый туман и гордо отказался от «машинки» и от Милочки. От машины потому, что надо было запомнить дорогу, а от Милочки… В общем, от Милочки отказался и все тут!
Черный хромированный лимузин наготове следовал сзади. До отеля оказалось буквально два шага. Бармен забежал вперед, чтобы отворить зеркальные двери, и в это время из-за угла вывернул давешний продавец семечек. Я сразу узнал его по длиннополому пальто, кургузой кепочке и роскошному синяку от зонтика.
Реакция у сыщика была отменная.
— Вот он! Стой, стрелять буду!
Бедный, бедный сыщик! Не в добрый час повстречал он меня у витрины на площади. У тех, кто сидел в агатовом лимузине, реакция была не хуже. Мотор взревел, машина сорвалась с места — удар! — и продавец семечек с кастрюльным лязгом откатился далеко в сторону. Характерно, что прохожие, дотоле во множестве сновавшие вокруг, разом растворились в воздухе.
— Загремел… — глупо сказал я. Что тут было сказать? Уинстон покосился на распростертое тело.
— Латы носил, — как бы извиняясь, проговорил он. — Не помогли латки-то… Не извольте беспокоиться, это так-с, издержки производства-с… Сюда пожалуйста! Отдохнете с дорожки, а утречком мы к вам, с докладиками…
Зеркальные двери раскрылись, и отель «Тихий уголок» принял меня в свои объятия.
Последнее, о чем я вспомнил, засыпая на роскошной кровати под балдахином, были слова Куна. Завершая инструктаж перед моим выходом из «норы» в город, Александр сказал:
— Вы, главное, не пугайтесь. В общем-то у нас вовсе не так страшно. Надо только привыкнуть, и все!..
Восстав поутру… Впрочем, нет. Какое уж там утро — два часа пополудни (как все-таки развращает эта роскошная жизнь!)
Итак, проснувшись в четырнадцать часов по местному времени, я первым делом осторожно приоткрыл глаза и посмотрел, нет ли кого-нибудь рядом… Не было. Ни Милочки, ни какой-либо другой дивы.
Приятно чувствовать себя непоколебимым и морально устойчивым. Я взбодрился, но вспомнил вчерашнего сыщика, сбитого машиной, и погрустнел. Предстояло распутать странный клубок людей и событий, в центр которого я попал, выпутаться невредимым и главное — отыскать пропавший корабль.
Прежде всего, надо было разобраться, за кого они меня приняли. И еще эти семечки…
За дверью зашептались. На чертовой планетке Большие Глухари, судя по всему, обожали перешептываться и говорить из укрытия.
— Тш-ш-ш, спит еще, куда претесь!
— А может, проснулся? Дел много…
— Надо будет — позовет. Успеете доложиться.
— Ох, беда, беда… — Говорят строг? От машины вчера отказался…
— А как вы думали? Новая метла!
— То-то и оно, брат…
Очевидным казалось одно: меня принимают за какую-то крупную птицу. Незабвенный Иван Александрович в подобной ситуации чувствовал себя великолепно. Мне же было не по себе.
На столике у дверей лежали свежие газеты. Стараясь ступать бесшумно, я босиком подкрался к столику. За дверью тут же испуганно зашуршали и смолкли.
«Разбежались, — злорадно подумал я. — Боитесь, гады? Это хорошо…»
«Городской вестник» открывался громадной передовой стагнс-ей под заголовком «За правильную линию, против неправильной линии». Рядом помещалась фотография, подпись под которой сообщала: «В борьбе за 100-процентную экономию. 20 лет проработал на заводе автопогрузчиков передовой слесарь- сборщик Н. И. Лой. Недавно заводской новатор добился нового выдающегося успеха. Он сумел собрать автопогрузчик без единого винта»
Я полюбовался на выразительное лицо умельца. Н. И. Лой был тверд и суров. В его взоре ясно читалась решимость в дальнейшем обойтись не только без винтов, но и без болтов, шурупов и гаек.
Вздохнув, я перешел к передовой статье.
«Нытики и маловеры пытаются внедрить в сознание честных людей гнилую идейку о том, что 100- процентная экономия в принципе невозможна. В последнее время заметно активизировалась немногочисленная группка отщепенцев, вычеркнутых за ненадобностью из списка членов общества. Кое- кто именует их ненашим словом «сэкономленные». Чем ответить на это? Мы знаем чем. Как один человек, в могучем порыве мы поднимемся и решительно дадим по рукам всем, кто пытается…»
Я перевернул страницу.
«…за светлые идеалы, верность которым нам завещали наши прадеды, прибывшие с Земли в начале 90-х годов прошлого столетия. Они привезли оттуда веру в порядок, стремление к стабильности и общественному покою, единодушие и…»
Господи, это все еще передовая! А нормальные статьи здесь есть?
Третья страница была полностью отдана под «круглый стол». Выступало человек двенадцать. Наудачу я заглянул в два-три места.
«Таким образом, можно считать доказанным, что регулярное употребление семечек снижает…»
Ага, семечки! Ну-ка, ну-ка…
«…снижает работоспособность в среднем на 35–40 процентов. Одновременно наблюдаются такие явления, как повышенная рассеянность, стремление посидеть, болтливость. Быстро развиваются заболевания зубов, гортани, пищевода и желудка».
Кандидат медицинских наук Ф. Сигал-Сигайло.
«Ключ к успеху — в совместных действиях. Школа, семья, общественность — вот три силы, способные отвратить подростка от пагубной страсти к лузганию. С язвой, разъедающей наш город, должно быть покончено раз и навсегда!»
Бехтеев, учитель.