– Очень может быть, – равнодушно произнес Тил, но его глаза, горящие странным огнем, впились в лицо Святого.

– Пойдемте-ка прогуляемся, Клод, и попробуйте мне доказать, что все остальное я тоже подделал.

С этими словами Саймон, не обращая внимания на пистолет в руках инспектора, спокойно пошел к двери, и Тил последовал за ним, хотя никакая земная логика не смогла бы объяснить этот поступок. И все время инспектору казалось, что он окажется в дураках. За Тилом двинулся и сержант Барроу, поскольку это была его работа. Но этот-то по крайней мере знал, что он дурак, поскольку частенько слыхивал это от мистера Тила.

В бильярдной Саймон показал им сорванную с петель потайную дверцу, проделанную в стене дыру и крутую деревянную лестницу, спускавшуюся в темноту меловой пещеры.

– Вот тут и жили те шестеро, чтобы обычная прислуга не догадалась о том, что происходит. Там вы найдете их кровати и все остальное. Здесь меня заперли, когда догадались, кто я такой на самом деле, и отсюда я только что выбрался.

Тил несколько секунд молчал. Но потом самым важным стало не то, что он сказал, а то, что он сделал.

Ибо он спрятал в карман пистолет и почти беспомощно взглянул на Святого. Никто никогда не узнает, чего ему это стоило. Но при всех своих недостатках старший инспектор Тил был спортсменом: он умел держать удар, каким бы болезненным он ни был.

– Что еще вам известно? – только и спросил он.

– Что подводная лодка сейчас в море и ожидает падения самолета. Что Ренвей сейчас в воздухе на истребителе с заряженными пулеметами, чтобы сбить самолет с золотом, и с кучей бомб, чтобы потопить любой корабль, который попытается прийти на помощь. Что перерезаны все телефонные линии к аэродрому Кройдона и между Лондоном и побережьем. Что где-то в доме спрятан радиопередатчик – его я еще не нашел, – который должен продолжать передавать предупреждение каким-нибудь властям, чтобы сорвать нападение.

Обычно румяное лицо Тила заметно побледнело.

– А мы можем хоть что-нибудь предпринять?

– Осталось только одно, – ответил Святой. – На летном поле вы, вероятно, видели прогреваемый самолет. Это мой самолет. На нем я и прилетел сюда – но это уже совсем другая история. С вашего, разумеется, разрешения я могу взлететь и попытаться помешать Ренвею. И не надо говорить мне, что это самоубийство, поскольку я и сам это прекрасно знаю. Но если я не пойду на это самоубийство, то будет совершено преднамеренное убийство экипажа транспортного самолета.

Некоторое время детектив молчал, уставившись в пол и избегая встречаться взглядом со Святым.

– Я не могу остановить вас, – сказал он наконец.

– Но если вам достаточно других доказательств, вы можете забыть о том, что Попрыгунчик ударил того полицейского, – улыбнулся Святой. Он вдруг вспомнил о том, что вскоре должно произойти с неким Джорджем Уиннисом, и в его улыбке проглянула старая издевка. – А когда я вам в следующий раз скажу, что какой-то мелкий мошенник пытается навесить на меня свои делишки, вы, Клод, может быть, не будете так поспешны и недоверчивы.

И, как раньше бывало, он ткнул пальцем в брюшко Тила, но улыбка его была не злой. Без дальнейших слов Саймон вышел из бильярдной на улицу.

Уже забравшись в кабину самолета, Святой увидел на террасе смотревшего ему вслед Тила. Саймон весело сделал ему ручкой, а механик в это время убрал из-под колес колодки. Устроившись поудобнее, он дал полный газ. Саймон отклонил ручку управления вперед, самолет поднял хвост, с ревом устремился вниз по склону, набрал скорость и круто взмыл вверх над деревьями.

Святой и так уже почти опоздал, и если бы ветер дул с севера, а не с юга, он бы наверняка не успел. Набирая высоту крутой спиралью, он заметил большой транспортный моноплан и догадался, что это именно тот самолет, которого ожидал Ренвей: никакой другой самолет такой конструкции не мог в этот час лететь на юг. Саймон поискал взглядом истребитель Ренвея и увидел его на высоте шести тысяч футов, делающим широкий круг над морем в прозрачно-голубом небе.

Ренвей! Святой чуть потянул на себя ручку, увеличив угол набора высоты, а губы его сжались в мрачную улыбку при воспоминании о том, что под пальцами нет пулеметных гашеток, как у Ренвея. Он глянул вперед, но вместо вороненых стволов пулеметов увидел лишь двойной ряд пляшущих клапанов двигателя. Саймон собирался вступить в дуэль, имея только собственное искусство пилотирования и глазомер, в то время как Ренвей мог противопоставить этому огнедышащие пулеметы и кое-какую сноровку владения ими. И тут Святой внезапно рассмеялся своим пиратским смехом, а глаза его засверкали стальным блеском; но смех потонул в реве двигателя и был унесен жгучим ветром. Ренвей! Этот человек обманом воспользовался его именем в недобрых целях. Этот человек убил Энрике и положил на труп его метку. Этот человек украл тот самый самолет, на котором он сейчас собирался вступить в схватку, и также оставил его метку на месте преступления. И этот откормленный, косоглазый, нервный, плоскостопый, трусливый и надутый чиновник имел наглость заявить, что он – это он-то! – и есть Святой!

Саймон Темплер чуть шевельнул ручкой и глянул на высотомер: пять тысяч футов. Он выровнял и развернул самолет. Местность внизу казалась раскрашенной картой, где разными оттенками зеленого цвета обозначались леса и луга, белыми линиями – дороги, а полоса прибоя казалась белоснежной широкой лентой на фоне серо-зеленого моря. Транспортный самолет медленно полз по этой карте немного ниже. Острые глаза Саймона разглядели буквы на верхней обшивке крыла: G-EZQX. Самолет Святого летел по крайней мере в два раза быстрее. Саймон внезапно понял, что Ренвей, должно быть, наблюдал его взлет и догадался, что что-то пошло не так. Наверняка догадался и даже в своем сверхнервном состоянии наверняка понял, что на его пути возникло препятствие, которое надо устранить. Оставалось только ждать нападения. И оно пришло.

Самолет Саймона слегка вздрогнул, и по диагонали левого крыла легла неровная строчка пулевых отверстий. Даже за ревом двигателя Саймон услышал яростный стрекот пулеметов 'хаукера'. Он резко нажал на педаль и потянул ручку на себя, почувствовав перегрузку, когда самолет поднял нос и сделал восходящую бочку, которая затем перешла в петлю и переворот в нижней ее части.

Ренвей заложил крутой вираж и погнался за самолетом Святого. Обернувшись назад, чтобы не терять