Если бы мальчики укрылись за древесным стволом, страшный бык ударился бы о него рогами и не причинил бы им ни малейшего вреда. Но, к ужасу пансионеров и рабочих, потерявшиеся с перепугу мальчики метались под дубом, не зная, что делать, что предпринять. Бык, между тем, все приближался. Уже слышно было страшное, хрипящее клокотанье в его груди, его тяжелое дыхание, вылетающее вместе с паром и пеной изо рта и ноздрей. Земля тряслась под его копытами.

Чуть живые, мальчики ждали приближения чудовища. Но вот от толпы пансионеров отделилась маленькая фигурка и помчалась прямо к дубу, наперерез быку.

— Котя! Котя! Куда? Куда ты, Котя? — закричали пансионеры.

В руках Коти был красный платок, которым он махал, как флагом, над головою. Он несся со всех ног прямо к Гоге и Никсу и все махал и махал красной тряпкой.

Минуту перед тем у Коти мелькнула отчаянная мысль:

'Мальчики растерялись со страху, они не догадаются встать за дерево, надо поэтому отвлечь внимание быка и обратить его на себя. Надо махать красной тряпкой, которая случайно есть у него в кармане, потому что бык ненавидит красное, и когда он кинется на него, Котю, он уже успеет добежать, и им удастся всем троим скрыться за стволом дуба'.

И не думая о том, какой страшной опасности он подвергается сам, смелый мальчик бросился к дубу. Котя не ошибся.

Бык при виде красной тряпки остановился на минуту, уперся в землю рогами с навешенной на них доскою и, испустив новый, пронзительный рев, понесся на Котю.

Теперь Котя не бежал, а летел, чуть касаясь пятками земли, к дубу, откуда ему уже протягивали руки Гога и Никс. Но и разъяренный бык прибавил ходу. За ним неслись рабочие и мясник с поднятым ножом наготове.

У Коти мелькнула еще одна мысль — если бросить красный платок на землю, то бык, пожалуй, оставит в покое его и кинется на платок, а в это время он, Котя, успеет укрыться.

Котя размахнулся, желая отшвырнуть как можно дальше от себя злополучную красную тряпку — но, о, ужас! — платок не упал на землю, как предполагал Котя, а, зацепившись сзади за пояс мальчика, повис на нем. К несчастию, Котя не заметил этого и продолжал бежать что было духу по направлению к дубу, оглядываясь назад.

Бык тоже не замедлил хода. Вот уже совсем маленькое расстояние осталось между ним и Котей. Но и спасительный дуб всего в нескольких шагах от них. Если Котя первый добежит до него — он спасет и себя, и мальчиков. И его задача будет исполнена. Если же бык настигнет бежавшего, то все кончено, и страшная гибель ждет его, Котю, всего через несколько секунд…

Вот уже ближе к нему страшилище… Еще ближе… Еще…

'Я погиб, — мелькнуло в голове у мальчика, — так пускай же я один! Спасу, по крайней мере, тех двоих, Гогу и Никса'.

Он остановился и закричал изо всей силы:

— Становись за дерево! Становись скорее!

Гога с Никсом услышали крик и скрылись за стволом старого дуба.

Они были спасены.

Почти в ту же секунду отчаянный вопль огласил лужайку.

Секундная остановка погубила Котю. Бык поднял на воздух маленькое, трепещущее тело мальчика. Еще один миг — что-то перекувырнулось, мелькнуло в воздухе, и Котя тяжело рухнул на землю, ударившись головою о ствол дуба.

Рабочие окружили быка, и мясник воткнул ему в рыло нож по самую рукоятку.

Ноги быка подогнулись, будто сломались разом, его страшный рев перешел в мычание. Животное опустилось брюхом на землю и затихло.

* * *

— Он умер!

— Не дышит!

— Сердце почти не бьется!

— Господи! Да неужели же умер он?!

Кто-то зарыдал.

Это был Витик Зон.

Он кинулся первый к Коте, распростертому у корней старого дуба.

За ним и все мальчики окружили несчастного Котю. Он был безгласен.

Смертельная бледность покрывала его лицо. Глаза скрылись под опущенными веками. Он был весь холодный, не дышал и казался мертвым.

Вдруг страшное, потрясающее душу рыдание раздалось за ними.

Кто-то растолкал толпу пансионеров и, упав на колени перед бесчувственным Котей, закричал:

— Если ты умер — я умру тоже! Ты из-за меня умер. Меня хотел спасти. Меня и Никса. А я-то?! Я-то?! Прости! Прости! Все мое зло прости! Котя! Котя! Прости меня! Не умирай только! Котя! Котя! Ты мой спаситель! Живи, прости. Котя! Котя!

И Гога Владин залился слезами. Его отвели от него, оттащили насильно. Потом рабочие подняли безжизненное тельце с земли и осторожно понесли в дом.

Рыдая навзрыд, мальчики поплелись за ними.

* * *

Они сидели, все двадцать человек, притихшие, безмолвные. Уже трое суток прошло, как бесчувственного Котю принесли в лазаретную комнату пансиона, а мальчик все еще не приходил в себя. Два доктора поселились в Дубках и по просьбе директора не отходили от постели больного.

Страшный удар о ствол дерева потряс все существо бедного мальчика и разразился сильнейшим воспалением мозга, грозившим смертельным исходом. Больной то открывал глаза и безумным взором окидывал окружающее, то снова впадал в странное оцепенение или кричал на весь дом:

— Бык! Опять бык! Он схватил Гогу! Надо отнять! Иду! Иду! Да не держите же меня! Пустите, пустите!

И мальчик вскакивал с постели. Его схватывали, укладывали снова и поливали его голову ледяной струей. Это помогало немного, и Котя успокаивался на время.

Так прошла неделя. На восьмой день его положение стало особенно плохим. Всю ночь доктора поочередно дежурили у его постели.

Добряк Макака не отходил от него ни на шаг. Маленький белокурый мальчик, и без того любимый им, стал ему вдвое дороже после своего самоотверженного геройского поступка.

Со слезами на глазах Александр Васильевич умолял докторов спасти маленького героя.

Восьмая ночь была мучительнейшею для больного. Доктора только покачивали головами. Тогда Александр Васильевич бросился в классную, где сидели мальчики, убитые горем.

— Дети! Он при смерти! Молитесь за него! — едва нашел в себе силы произнести директор и, зарыдав как ребенок, выбежал от них.

Мальчики были неутешны. Несколько минут только и слышались эти мучительные звуки безысходного детского горя.

И вдруг чей-то дрожащий голос покрыл детский плач:

— Тише! Вы можете потревожить его. Он умирает. Слезами не поможете все равно. Надо молиться… Хорошо, от души помолиться. Понимаете вы? Пойдем все в часовенку, что около дороги, и будем просить Бога, чтобы… чтобы…

Алек не докончил своей фразы и сам зарыдал.