Надежда. Нет, это было совершенно невозможно. Здесь я нашел одну женщину, которую полюбил. У нее родился ребенок. Но вы же все знаете…
Марков. Пожалуйста.
Надежда. Кто родился у Марии? Мальчик, девочка?
Марков. Мальчик.
Надежда. Как она его окрестила?
Марков. Александром. Вы что, верующий?
Надежда. Нет. Отец был верующий, в последние годы. Просто старый лексикон.
ИЗ ЛЕНТЫ № 7
Марков. Вы действительно любите Марию?
Надежда. Да.
Марков. Мария была в курсе вашей разведывательной деятельности?
Надежда. Нет.
Марков. Помимо ее поездки в Москву, какие еще ваши задания она выполняла?
Надежда. Больше никаких.
Марков. Почему вы решили убить сестру Михаила Зарокова?
Надежда. Свидание с ней означало для меня провал.
Марков. Если бы я сейчас спросил вас: как же вы могли пойти на это, как у вас поднялась рука? — ваш знакомый Бекас сказал бы, что это больше похоже на проповедь из цикла «Не убий». Но все же — как?
Надежда. Я затрудняюсь… Надо было спасать свою жизнь… а при этом все средства хороши…
Марков. Ну ладно…
Надежда. Что?! Что вы говорите?!
Марков. Да. А ваш наемник, Терентьев, расстрелян по приговору суда, но не за то, что он ехал убивать сестру Зарокова. Его расстреляли за прежние дела, как государственного преступника. Полагаю, вам это небезынтересно знать.
А теперь скажите вот что: оговаривался ли при вашей засылке в Советский Союз такой вариант, что в случае угрозы неминуемого провала вы попросите центр организовать вашу переправу обратно за рубеж?
Надежда. Да, такой вариант рассматривался, но лишь как самый крайний случай. Мне прямо было сказано, что на это я могу рассчитывать лишь после того, как мое пребывание в Союзе принесет ощутимые плоды. Подразумевалось, что я буду жить здесь долго, не менее пяти лет.
Марков. Способы обратной переправы определялись?
Надежда. В общих чертах. Называли два — морем и через сухопутную границу на Кольском полуострове.
Марков. Вербовка агентов входила в ваши задачи?
Надежда. По мере надобности. Если это потребуется для достижения поставленных целей.
Марков. Пожалуйста.
Надежда. Нельзя мне увидеться с Марией?
Марков. Будущее покажет.
Надежда. Может быть, мне позволят написать ей?
Марков. Напишите.
Глава III
НУЖНЫ ДОЛЛАРЫ
Недоучившийся студент Алик Ступин, к своим двадцати семи годам сделавший блестящую подпольную карьеру спекулянта и валютчика, стараниями более матерого коллеги по прозвищу Кока, чуть было не стал предателем — пособником иностранной разведки. В этом, в сущности, вполне логичном развитии он прошел весь путь до крайней черты, а переступить черту ему не дали сотрудники госбезопасности.
После памятной беседы в КГБ Алик Ступин резко переменил образ жизни и порвал все отношения с Кокой и прочими своими братьями по спекуляции. Он поступил на работу литсотрудником в многотиражку большого московского завода и начал пробовать себя в переводах с английского, которым владел довольно сносно. При воспоминаниях о тайном, пропитанном опасностью и иезуитством житье-бытье у него порою посасывало где-то в груди. Шальным, кружащим голову ветерком пробегала мысль: а не вернуть ли все? Но вспоминался разговор с усталым пожилым человеком там, на Дзержинке, ранним утром в не проветренном еще кабинете, и это сразу отрезвляло.
В новую свою жизнь из старой Алик перенес лишь любовь к новейшим магнитофонным записям, к коллекционированию этикеток от спичечных коробок, а также тесную дружбу с Юлей Фокиной, которая, он знал, его обожает. О женитьбе они пока не говорили, но отношения их складывались таким образом, что они в любой момент могли стать мужем и женой. Юле было двадцать три, она только что окончила медицинский, но сумела каким-то образом избежать обязательного распределения и пока, по настоянию родителей, отдыхала от изнурительного учения в ожидании приличной вакансии в Москве. Впрочем, она была способным человеком, училась хорошо и не грешила особым легкомыслием. Одно только смущало Алика: она была знакомой престарелого Коки, он их и свел. Сама Юля объясняла знакомство с Кокой тем элементарным фактом, что жила с ним по соседству, на Большой Полянке, и, кроме всего прочего, говорила она, Кока же ей в дедушки годится. В конце концов Алик сумел подавить в себе зародыш ревности. Но тень Коки, как темной личности, имеющей связи с еще более темными, все-таки ложилась на их отношения. Алику противны были даже косвенные напоминания о старом пройдохе, а Юля была самым прямым и живым напоминанием. Но Юля ему очень нравилась, и с этим он уже ничего не мог поделать.
Иногда она заезжала к Алику на работу, брала ключи от его квартиры и потом сидела одна у него дома, слушала магнитофон. В такие дни он любил приходить домой прямо с работы, не задерживаясь нигде. Было приятно знать, что Юля ждет, приготовила что-нибудь на ужин, и, когда он умоется, тут же сварит кофе, и он выпьет чашку, еще не садясь к столу, а опустившись в низкое кресло подле включенного магнитофона. Сначала это смущало его — слишком похоже на жизнь женатого человека, — но потом он подумал: а почему бы и нет? Если Юля и в замужестве останется такой, одно можно сказать: да здравствует семейная жизнь!
Близкой подруги, как она сама выражалась, подруги на каждый день, у Юли раньше никогда не было. Но в последний месяц она очень сблизилась с некоей Риммой. Они были во многом похожи: обеим по двадцать три, обе высокие, прекрасно сложенные. Их вполне можно было принять даже за родных сестер.
Знакомство их произошло в кафе-мороженое на улице Горького: Римма подошла к одиноко скучавшей Юле и попросила разрешения сесть за ее столик. С первых быстрых и острых
