Но Геворкяна никто не слушает: Солоха спит, а Зайцев ходит где-то за деревьями.
— Вставай, дорогой, кушать подано! — будит товарища Геворкян.
— Я есть хочу! Где эта щука-жеребец? — пробуждается Солоха.
Тонкий дымок струится от костра. Все трое поочередно отщипывают от рыбы куски. И вот уже на остывших углях покоятся останки щуки.
— Душевная была рыбка, — облизывает пальцы Геворкян.
— Только костлявая, — добавляет Солоха.
— И несоленая, — качает головой Коноплев.
Все трое как по команде встают.
— Закусили, а теперь бы пообедать, — смеется Геворкян.
Над деревьями с грохотом проносится вертолет, делая разворот, возвращается к реке.
— Не нас ли ищут? — говорит Солоха. — Надо выйти на открытое место...
— Тихо! — вдруг командует Коноплев. — Труба... Точно — труба! Играет «сбор»... Слышите? Это где-то близко!
— Э, брат. — Солоха подходит к Коноплеву и прикладывает руку к его лбу. — Простыл, видно...
— Нет, точно! Труба! — говорит Геворкян.
Солоха слушает, потом подозрительно глядит на своих товарищей.
— Вперед! — командует Геворкян.
— Туда!
— Нет, туда!
Над ними снова с грохотом пролетает вертолет. Солдаты почти бегут. Они знают, что их потеряли, что их ищут. Все отчетливее слышны звуки сигнала «сбор». Как тут не торопиться!
Увидев прапорщика Тропкина, Солоха останавливается и вскидывает руку к пилотке.
— Товарищ прапорщик! Группа из трех солдат в расположение прибыла. Поставленная боевая задача была выполнена... поймана щука...
— И съедена ввиду голода... — добавляет Коноплев-Зайцев.
Сияет поручик Тропкин: нашлись его солдаты, да еще и проявили смекалку.
— Эх, музыканты! — смеется он. — Не послужишь — не узнаешь... Два наряда вне очереди..,
Эдуард ХЛЫСТАЛОВ
Обыск
Вечером парк преображается. От главного входа по аллеям растекаются толпы беззаботно гуляющих людей, наполняя парк громкими голосами. У аттракционов очереди: люди толкаются, с трудом пробираются к кассам, получают из крохотного окошечка листочки билетов, держа их в руке над головой, спиной вылезают из толпы. На фоне вращающихся каруселей, «чертова колеса», мигающих разноцветных огней помещение кафе со стеклянными стенами, притаившееся в кустах распустившейся персидской сирени, светится огромным отполированным куском прозрачного янтаря. Скрытые в потолке электрические светильники заманчиво освещают зал тусклым золотистым светом. В зале полумрак, но кое-кого он манит... Левая часть душного и прокуренного зала заполнена посетителями, сидящими за легкими алюминиевыми столами. Справа от входа, отделенная от людей полукруглой высокой стойкой, словно для отражения многочасовой осады, в окружении нескольких рядов бутылок, в накрахмаленном фартучке и кружевном кокошнике буфетчица Ольга Шустова.
Из многих гуляющих всегда находятся те, кому хочется заглянуть в кафе. Завсегдатаи Лельку любят. Красивая, стройная, всегда прибранная, грубого слова зря не скажет, а если и выразится крепко, то к месту, по делу. А обслуживает как!
Наливает вино ли, коньяк ли — точно, как в аптеке. Сперва посмотрит на покупателя добрыми выразительными глазами, предложит вина подешевле, а то даже заметит: «Молод еще...» А тому, кто попроще, скажет: «И зачем дорогой коньяк-то пьете? Сходили б в магазин, купили б чего без наценки...» Голос ее звучит повелительно и добродушно.
Не все сейчас такие добрые и честные. Другие для выполнения плана торговли навязывают свой товар. Лелька — нет.
А когда наливает — загляденье. Поднимет стакан-мензурку до уровня глаз, льет и внимательно следит, чтобы отмерить строго по уровню. Если чуть не долила, сразу добавляет. Другие буфетчицы ливанут — не заметишь сколько, или наклоняют мензурку от себя, вот и кажется, налито по уровню, а фактически обдуривают посетителей. Лелька не такая, работает честно.
Она аккуратно достает из ящика очередную бутылку, тщательно протирает ее чистой тряпкой и, сверкающую, ставит на стойку. Затем левой рукой накрепко прижимает бутылку к груди, а правой берет согнутую отвертку и ловко поддевает полиэтиленовую пробку. Открывать бутылки нужно уметь. Без навыка не сразу откроешь. Иногда от нажима пробка высоко отлетает в сторону, попадает на поднос с бутербродами или отскакивает далеко в зал и закатывается под стойку. Когда бутылка попадается трудная — пробка не поддается, отвертка срывается, приходится поддевать второй и третий раз. Тогда Лелька не выдерживает и ругается. Мужчины ее понимают: попробуй постой тут среди пьяных.
Около буфетной стойки стоял мужчина в темном поношенном костюме с галстуком-бабочкой, он прятал за спину книгу, терпеливо дожидался, пока пройдут люди, и когда рядом никого не стало, который раз, стесняясь, тихо попросил:
— Лелечка! Будьте любезны, выручите... Ей-богу, деньги отдам. Получу гонорар и сразу... с процентами. Не верите? Могу в залог книгу оставить... Конан-Дойль! Из подписного издания... Знаете, сколько сейчас книга стоит? Целых три бутылки...
Шустова резким движением руки прервала его, после чего понял — просить бесполезно.
— Поди продай книгу, а потом угощайся. Ах жалко? Тогда не предлагай. Зачем мне твой Дойль? Все интересное по телику посмотрю... Тебе налью, другому, а вдруг проверка, недостачу обнаружат?! По статье уволят... Где деньги возьму, чтобы недостачу погасить? Что, я ворую или мне из деревни помогают? Не мешай, видишь, гости пришли...
А желающие действительно подходили. Одни беззаботно доставали из карманов деньги, выбирали одну-две купюры, небрежно бросали Лельке на стойку. Такие обычно заняты своими разговорами, на буфетчицу не смотрят, им, как ни наливай, как мензурку ни наклоняй, безразлично. Другие наоборот. Подойдут к витрине, посмотрят на ценник — и назад. У выхода одумаются, постоят и снова к ценнику, себя проверить. Тихо между собой выяснят, у кого сколько денег, и со вздохом лезут в карманы. Эти расплачиваются рублями и мелочью, таким попробуй не долей.
— Сколько стоит капля коньяка? — спросил буфетчицу глуховатым голосом верзила с золотым массивным перстнем на пальце.
— Бесплатно, — равнодушно покосилась Шустова.
— Накапай двести грамм! — радостно захохотал остряк.
— Я тебе сейчас по шее накапаю. Тоже мне грамотей, — вспыхнула Лелька. — Сколько наливать- то?
В зале толстый гражданин с портфелем на коленях сидел за столиком и громко доказывал приятелю:
— Если женщина сама хорошая — и муж у нее хороший!.. И я говорю: настоящая жена на работу мужа жаловаться не пойдет...
— Рассказывают, в Канаде сухой закон, — подымал палец высоко над лысой головой старик, — спиртные напитки не продаются...
— А как же, ежели свадьба иль после получки? — заинтересовался собеседник со ссадиной на лбу. — Разве обходятся без этого?..
