Нурмолды назвал имена деда, прадеда, братьев деда.

Адаевцы переглянулись.

— Это ты сбросил оружие в яму? Присвоить хотел, спрятать? — хмуро спросил сутулый.

— А вы, выходит, его закопали? — ответил Нурмолды, поднимаясь.

— Закопали! Чтоб паршивые щенки, отщепенцы вроде тебя, не собрали этих винтовок и не отдали нашим врагам.

— Это каким же врагам?

— Счастья у адаев нет, а врагов много... — примиряюще отозвался человек в войлочном колпаке. — Мы не пустим к себе русских, не дадим ни одной овцы. Мы накажем туркмен, отбросим их в пески. Мы заставим каракалпаков и хивинцев бояться нас. Скелеты остаются от тех, кто является в адаевские пустыни без нашего согласия! Мы завалим колодцы... Да что завалим, мы их просто прикроем кустарником — и будем как в крепости.

— Я отыскал колодец в здешнем урочище, — оказал Нурмолды. — Отыщу в соседнем. Я везу адаям учебники...

Длинный шикнул, оглянулся, повертел головой:

— Слава аллаху, Кежек не слышал тебя... Что везешь? Книги? А эта палка? Карта называется? Что ж, будь здоров, сынок, да будет дорога твоя благополучной.

Длинный, так и не назвавшись, надел свой колпак и отправился к своему спутнику, стал ему помогать упаковывать казацкое снаряжение.

Нурмолды не спешил в дорогу — Хаким спал, и надо было отдохнуть саврасому. Хоть и весит Хаким не больше подростка, а все конь двоих везет... Нурмолды положил под голову седло, закрыл глаза. Услышал шорох травы под ногами. Голос сутулого Кежека произнес: «А ну вставай!»

Нурмолды открыл глаза. Сутулый Кежек стоял над ним с пеньковой веревкой, купленной Нурмолды на базаре в городе вместе с брезентовым ведром. Нурмолды поднялся недоумевая. Кежек растянул веревку в своих огромных ручищах, петлей набросил ее на Нурмолды, притянул руки к бокам. Толкнул его, спеленатого. Нурмолды упал, ударился о землю лицом.

Караван тронулся. Нурмолды катался по земле, кричал:

— Верните лошадь! Хаким больной!

Крики его разбудили Хакима. Он поднял, лохматую голову, вскочил, кинулся за караваном, настиг его. Увернулся от плетки Кежека, прыгнул, вцепился в длинного, стянул с седла. Нурмолды попытался встать на йоги, но опрокинулся на спину. Он не видел, как Кежек соскочил с коня, как выдернул маузер из-под пояса. Услышал хлопок выстрела.

...Когда ему наконец удалось высвободиться, караван исчез за увалом. Могилу Нурмолды вырыл ножом. Забросал тело Хакима сухими гипсовыми комками.

Понял Нурмолды: не случайно Хаким кинулся на длинного — главным был он. Утром стянул веревкой тюк с учебным имуществом, взвалил на плечи...

В синих вечерних холмах Нурмолды увидел двугорбого верблюда — бактриана. Он сбросил было тюк и побежал, но в страхе потерять свою поклажу (зачем он здесь, на Устюрте, без азбуки, тетрадей?) вернулся, а когда взвалил тюк на себя и огляделся, верблюд исчез.

Утром Нурмолды потащил свой тюк дальше. Спустился с бугра — услышал шлепанье подошв. Поднял голову: путь ему пересекал бактриан!

Но верблюд не подпускал к себе близко. Нурмолды отчаялся, бредя за ним. Содержимое тюка перемешалось, книги вываливались, он клал их за пазуху, втискивал за пояс... Пришлось пойти на хитрость.

Схваченная веревкой за ногу, верблюдица — а это оказалась верблюдица — смирилась. В носу у нее было проделано отверстие, в котором торчала деревяшка с кожаной петлей. Нурмолды просунул в петлю коней веревки, заставил верблюдицу лечь. Погрузил на нее свою поклажу, сел, поправил за спиной трубку карты. Скомандовал: «Кх! Кх!»

Качнулась верблюдица, выпрямляя задние, а затем передние ноги, вскинула маленькую голову на длинной шее — подняла Нурмолды над равниной пустыни.

На колодце Ушкудук он увидел первый аул адаевцев, аул входил в родовое ответвление али- монал.

На сухом пригорке сидели несколько стариков, с ними богатырь в утепленном бешмете и надетой поверх него меховой безрукавке.

— Ассолоум магалейкум, аксакалы и карасакалы! — приветствовал Нурмолды общество и попросил разрешения сесть.

— Аллейкум уссалам, сынок!

Стали спрашивать, куда направляется, кто родители, есть ли невеста. Все признали в пойманной им верблюдице самку, принадлежащую Абу, богатырю в меховой безрукавке. Шутили: «Силы у тебя, учитель, видать, больше, чем у Абу: он с верблюдицей не справлялся. Не он ездил на ней, а она на нем».

Нурмолды сказал, что не учитель он, а культармеец и по профессии маляр, красил в депо после ремонта паровозы и вагоны.

Абу пригласил Нурмолды к себе в юрту. До появления Нурмолды Абу был единственным аульным грамотеем. Узнав от Нурмолды о реформе письменности, он почувствовал себя ограбленным. Вернуть себе сознание собственной исключительности и уважение родственников он мог только одним путем — и Абу принялся уговаривать Нурмолды погостить у него и тем временем обучить его новому алфавиту.

Нурмолды извинялся — ему поручили ликбез в волости Бегей, в этот аул приедет свой ликбез, потерпите...

В юрте завершали ужин, когда появился мужичонка с рябым от оспы лицом.

— Это зять нашего уважаемого Жусупа, — представил рябого Абу.

Рябой с напускной рассеянностью принял из рук Абу пиалу. Выпил первую пиалу, вторую, третью, прислушиваясь к разговору, и после шестой, когда сахар кончился, заговорил.

— Правильно, отправляйтесь дальше, — многозначительно сказал он. — Приедет Жусуп, неизвестно, как он на вас поглядит.

— А что, Жусуп вскоре должен быть здесь? — спросил Нурмолды. — Если он появится, передайте ему, что представитель Советской власти приглашает его на беседу.

Рябой по-детски шмыгнул, носом, заморгал. Но у дверей он вернул своему лицу и движениям значительность.

— Через три дня Жусуп будет здесь! — выкрикнул он. — Ты будешь ползать у него в ногах!..

И выскочил из юрты.

Абу вздохнул:

— Этого суслика собственные бараны не боятся... А он прибежал тебя стращать. А самого баба лупит... Он терпит: как же, сестра Жусупа. Жусуп пошел грабить аулы туркмен...

Нурмолды рассказал о встрече в урочище, о захороненном оружии, о гибели Хакима.

— Тот длинный был Жусуп? — спросил он.

— Он самый... А сутулый Кежек — его телохранитель.

— Был какой-то Кежек, знаменитый силач, — припомнил Нурмолды. — Я слышал о нем в детстве.

Хозяева переглянулись. Абу буркнул, что жусуповский телохранитель и есть тот самый Кежек.