можно ее доставить».
Подруги Симбирцевой пытались помочь расследованию.
Про моряка-дальневосточника она, конечно, рассказывала. Только все это несерьезно...
Зина. Общая подруга. Училась с ними в институте. Муж — научный сотрудник Сибирского отделения Академии наук. Возвращаясь из Хабаровска, Тамара гостила у них в Академгородке в Новосибирске.
Галина — школьная подруга Симбирцевой. Живет где-то на Севере. Фамилию не знают. О Василии слышат впервые.
Телеграмма из Владивостока получена Симбирцевой 28 сентября в 13 часов московского времени. Копия текста:
«Завтра уходим в море тчк Раскройте записную книжку тире приказ остается силе тчк Буду спешить на берег тчк Мои старики ждут вас хоть сегодня Рублев».
Служебная милицейская депеша из Новосибирска:
«Тамара Владимировна Симбирцева в городе не значится».
Срочная телеграмма из Хабаровска:
«Звонил Владивосток тчк Тамары нет и не могло быть тире знают точно Симбирцев».
Сотрудниками мурманской милиции установлена фамилия школьной подруги Симбирцевой. Ее брат дружил с Тамарой в детстве. Женат. Имеет троих детей. Характеризуется положительно.
Сообщение управления уголовного розыска Министерства внутренних дел Таджикской ССР:
«После 9 октября на территории республики несчастные случаи не зарегистрированы».
— Ну что же, — сказал майор Чиляев. — Будем продолжать розыск.
Все это было полгода назад...
Глава 3
ПОЛКОВНИК ДИАНИНОВ И ДРУГИЕ
Свидетели приходили в прокуратуру. Предъявляли повестки.
— К товарищу Музаффар-заде. Прямо по коридору. Последняя дверь налево.
Табличка предупреждала: «Старший следователь по особо важным делам».
Он был не один. Нервно подергивал щекой седой мужчина, по-видимому, страдавший астмой. Рядом стояла женщина средних лет в зеленом шерстяном платье.
— Это понятые, — представлял их Музаффар-заде и объяснял свидетелям, что от них требуется.
На диване лежали плащи болоньи, всевозможные дамские шляпки. Из-под небрежно разбросанных платьев выглядывала бордовая юбка из джерси, только что доставленная из химчистки.
К темно-синему плащу и шляпке с козырьком, словно магнитом, потянуло всех свидетелей.
Кассирша автостанции в городке Энергетиков припомнила:
— Ну конечно, это та самая шляпка. С черными пуговками и выпуклым козырьком.
Учительницы опознали платье.
Музаффар-заде вложил в папку с материалами об исчезновении Симбирцевой протоколы опознания вещей, обнаруженных в ущелье Каллаканд.
Оперативную группу возглавил полковник Владимир Сергеевич Дианинов.
— Срочно вылетаем в Ленинабад, — предупредил он офицеров своего отдела. — На сборы тридцать минут.
«Итак, Симбирцева исчезла вечером 9 октября». Полковник Дианинов занес эту дату в свой блокнот.
С тех пор прошло почти полгода. Одно дело идти по горячим следам. И совсем другое теперь. Нужно было еще раз проверить всех, на кого падало подозрение.
В 18.00 9 октября инженер Каратаев подвез Симбирцеву на своем «Москвиче» до автобусной остановки и затем встретился с ней в городке Энергетиков... Мог ли он завезти ее в ущелье Каллаканд? Мог! Но от Даврона это слишком далеко, а с машины были сняты номера. Кроме того, сосед Каратаева подтвердил, что инженер примерно в 19 часов поставил машину в гараж.
Дневник и переписку Симбирцевой Дианинов изучил особенно тщательно. Можно было предположить, что эта женщина была эмоциональной, легковозбудимой. Несомненно, она любила журналиста и глубоко страдала от разлуки с ним.
Дневник давал пищу для размышлений. Вначале откровения учительницы заставили полковника симпатизировать журналисту. Но вот запись:
«Видела твоего приятеля. Грязный он какой-то. Идет, окруженный лохматыми типами».
«Что это еще за приятель?» — нахмурился полковник.
Теперь личность Пирмухамедова раздвоилась. В самом деле, какую жизнь он вел в Душанбе? Почему, если любил, не сделал Симбирцевой предложение? Он журналист и, конечно, должен хотя бы мало-мальски уметь разбираться в людях. Так неужели он не видел, что она страдает?
И еще одна любопытная фраза из дневника:
«У тебя удивительная способность появляться неожиданно».
Так, может быть, он в д р у г появился в Зангоре?..
Но журналист в понедельник (это было подтверждено) находился на республиканском совещании рационализаторов.
Отец писал Симбирцевой:
«Сомневаюсь, чтобы все обошлось без разочарований».
Не связано ли это с ее обращением к журналисту:
«Давай, чтобы между нами все было честно. Даже когда вдруг кто-то из нас не захочет больше этой дружбы»?
Полковник перелистал дневник:
«Когда любишь, то такое богатство открываешь в себе, столько нежности, ласковости, даже не верится, что так умеешь любить».
Эти чеховские слова как нельзя лучше выражали ее чувства. И она занесла их в свой дневник 3 октября, накануне последней встречи с журналистом. А затем дневник обрывался.
