Усман Болтаев, чабан колхоза «Дружба», накинув на плечи толстый гиждуванский халат, выглянул на улицу.

Тучи шли низко, сплошным фронтом. Рассвет задерживался. В загоне блеяли овцы. Толстомордые среднеазиатские овчарки с подрубленными хвостами, почуяв хозяина, бросились к нему с радостным лаем.

Усман запустил пальцы в густую черную бороду и запрокинул голову. В разрывах туч он пытался разглядеть участки чистого неба. Если увидит их, отару можно выводить в горы...

Он вернулся в кибитку и разбудил помощника. Пока тот протирал глаза, на столе появились куски вареного мяса и сдобные лепешки-ширмола, приготовленные на молоке и масле.

Помощник у Болтаева не вышел ростом. Угловатый. Застенчивый. Усман любил над ним подтрунивать. И сейчас не удержался:

— Ты что, Холбек, рузу[9] держишь?

Холбек еще не проснулся и ел вяло. Усман же на аппетит не жаловался. Он не жаловался ни на что, кроме... своей бороды.

Если б не борода! Отрастил, чтобы она защищала лицо от ветра и солнца. Сбрей Усман бороду, и все бы увидели, что ему лет тридцать, не больше. И что ему еще не поздно жениться. Он, конечно, об этом думал. На примете была одна из сестер Холбека. Скоро она станет ветеринаром. Приедет в родной кишлак и поселится у него, Усмана. Обязательно! Иначе он всю жизнь будет ходить с бородой.

Усман покосился на Холбека, будто проверяя, не подслушал ли тот его мысли. И засмеялся. На душе было хорошо.

Усман даже не мог себе представить, какими волнениями закончится этот удачно начатый день.

Март смешал краски зимы и лета. Солнце подпалило снега на вершинах гор. Заржавел суглинок.

Подоткнув полы халата за пояс, Усман бодро вышагивал впереди отары, напевая привязавшийся бейт[10] Хайяма:

Смешно, право. Из хмельного он любил разве что свежий горный воздух.

Холбек шел позади отары. Слева и справа, не давая овцам разбрестись, старательно несли свою службу овчарки.

Наконец выбрались на шоссе. Это был трудный участок пути. Отара мешала движению. Чабанам приходилось то и дело расчищать коридор для транспорта.

В полдень свернули в ущелье Каллаканд. Глубокая узкая расселина терялась среди скальных пород.

Усман присел на отполированный ветрами камень. Он был длинный, плоский и походил на могильную плиту.

Овцы разбрелись по отлогим склонам холма. Наблюдая за ними, Усман достал из кармана широких, скроенных из карбоса[11] штанов тыквочку величиной с грушу — самодельную табакерку. В ней были растертые табачные листья, перемешанные с известью и золой. Получился первосортный жевательный табак — нас. Усман заложил щепотку под язык и прищелкнул от удовольствия.

Много лет назад Усман открыл для себя это ущелье. Каждый год в марте он приводил сюда отару. И начинал восхождение на летовку[12] вслед за травой, которая, забираясь все выше, будто указывала путь.

— Эгей, Усман!

Старший чабан не сразу различил своего помощника в густых зарослях фисташки. Кричит, будто наступил на гюрзу.

— Я что-то нашел!

Полез за хворостом для костра. Что он мог там найти?

Усман соскочил с камня и, неловко споткнувшись, вспорол носком сапога раскисшую от дождей землю. Обнажилось что-то ослепительно белое... Кости! Ножом и руками Усман стал разгребать землю и вскоре откопал человеческий череп.

Холбек, не дождавшись его, сбежал вниз.

— Вот! — протянул плащ с порезами на спине.

Двойная находка.

— Холбек, в милицию!

Усман остался один.

Холбек выбежал на шоссе. Остановил грузовик.

— Тебе куда? — спросил водитель.

— В Зангор.

— А деньги есть?

— Мне в милицию.

— Не шути, парень.

— Я серьезно.

— Ну в милицию и без меня доберешься, — усмехнулся водитель, отъезжая.

Холбек побежал на ферму. Там ему сразу оседлали коня. Энглизированный текинец. Вороной. В белых чулках. Гордость колхоза. Быстрый как ветер.

— Отдышись! — приказал дежурный по Зангорскому райотделу внутренних дел. Он ничего не мог понять. Вот уже несколько минут мальчишка пытался что-то объяснить.

Начальник отдела майор Чиляев вскинул кустистые брови.

— Давай сначала. Твоя фамилия Турдыев. Холбек Турдыев. Чабан колхоза «Дружба». Так?

Холбек кое-как успокоился и стал рассказывать.

— Но почему вы решили, что это кости человека? — спросил майор.

— А череп? — напомнил Холбек.

— Так ему, может, сто лет, — хмуро согласился Чиляев.

Холбек наконец вспомнил про плащ.

— Что же ты его не захватил?

Холбек чуть не заплакал с досады. Он, должно быть, оставил его на животноводческой ферме.

— Ладно, — сказал Чиляев. — Сейчас разберемся, — и отдал какие-то распоряжения.

Холбек никогда еще не ездил в милицейском «газике». На переднем сиденье склонил голову набок майор Чиляев. Холбек уставился в его широкую, как у грузчика, спину.

На мосту через речку майор обернулся к своим спутникам:

— Канителятся ремонтники с этим чертовым мостом.

Высокий смуглый лейтенант промолчал. Сидевший рядом с ним мужчина в черном костюме ответил, что на исполкоме решили принять меры.

— Я это давно слышу, — недовольно пробурчал Чиляев.

«Газик» уже проскочил мост. Холбек стал думать, чем этот мост не понравился майору. Мост как