— Поэтому ты решил убить его, согласно вашему дурацкому кодексу чести, — язвительно дополнила Дрю. — Хотя тебя нисколько не заботило, что Жерар приобрел такую власть над тобой.
— О нет. Это не так. Я был в полном отчаянии, пока Корт не согласился жениться на тебе. Ты и не представляешь, через какие унижения мне пришлось пройти. Правда, я до самого последнего момента держал Жерара в уверенности, что права на Оук‑Блаффс могут перейти к нему. У него имелась достаточно веская причина не предавать огласке мое падение. Но даже после того, как все было кончено, он не захотел тебя терять. Правда, Ленуар мог обнародовать мои долговые расписки, но каким образом они способны повредить тебе и Корту теперь, когда все оплачено, а ваш брак заключен? Самое большее, на что он смел надеяться, что ты убежишь с ним. Но я был уверен, что этого не произойдет. Слишком многое поставлено на карту, так что конец ваших отношений был всего лишь вопросом времени, и это случилось раньше, чем я предполагал.
Ах, ее папочка! С него все как с гуся вода! Ничто не волнует его, ничто не трогает! Жерар прав. Еще месяц‑другой, и отец снова потянется к картам, и даже возможная потеря плантации не остановит записного игрока. И все благодаря способности отрешиться от неприятностей и сосредоточиться на минутных удовольствиях.
А что может быть более лестным, чем видеть дочь замужем, а в будущем, возможно, и окруженную детьми? Враги изгнаны, кошелек трещит от денег, а плантация очищена от долгов…
Пока.
— Поэтому, дорогая, как видишь, все превосходно образовалось, — объявил отец на прощание.
Нет, она не допустит этого. Хотя бы раз в жизни возьмет пример с отца. Тот всегда на коне, даже когда проиграет. Разве она не дочь своего отца? Кроме того, она пока ничего не потеряла. И собирается остаться женой Корта до конца дней своих.
Времени у нее хоть отбавляй.
Но Корта не так легко заманить в сети. Он проводил дни в Оук‑Блаффс, а ночи — в Сент‑Фобонне, в отеле для плантаторов, и она поняла, что придется пойти на крайние меры. Кроме того, Дрю страшно раздражало, что он намеренно избегает ее.
Необходим надежный план. Не может же она по‑прежнему гулять по Уайлдвуду обнаженная, тем более что Корт, похоже, воздвиг вокруг себя стену отчужденности.
И никакая нагота не совратит его. Слишком он сердит, чтобы позволить себе хотеть ее.
Придется покорить его.
Эта мысль ей понравилась. Все сводится, как всегда, к власти и господству. И на этот раз она не отступит. Станет таинственной и неуловимой, забудет все его условия и правила.
Неотразимая.
Но Корт не сдавался. С такими, как он, нужно обладать терпением святой!
Наконец, пять дней спустя, ночью она услышала тяжелые шаги на лестнице.
Было уже очень поздно. Далеко за полночь. Тьма стояла непроглядная, жара — угнетающая.
Дрю выжидала. И через полчаса, одетая в тонкую муслиновую сорочку и захватив свечу, выскользнула в коридор и приложилась ухом к двери спальни.
Ни звука. Ни шороха.
Она приоткрыла дверь и пробралась внутрь. Корт распростерся на массивной кровати лицом вниз. Беспорядок был такой, словно он просто разбросал одежду по всей комнате и свалился в постель. Дыхание было глубоким и ровным: очевидно, он очень устал.
Тяжелый сон человека, захваченного эротическими фантазиями. Особенно такого, который не задумается вовлечь жену в сексуальные игры. Кстати, сбруя до сих пор подвешена к потолку. Это хороший знак.
Дрю поставила подсвечник на пол, чтобы свет был не так ярок, и приблизилась к кровати, сама еще не зная, что сделает. Ей хотелось пробежать руками по его телу, ощутить прикосновение гладкой кожи, жестких волосков, вдохнуть знакомый запах.
Разбудить Корта. Ступить в приготовленную для нее сбрую, бесстыдно обольстить Корта, чтобы он взял ее так же неистово, как прежде.
Дрю ощутила, как набухло вожделением ее лоно. Сумеет ли она довести задуманное до конца? Хватит ли терпения?
Прежде чем явиться сюда, она перепоясалась атласным кушаком. Теперь она сняла его и обернула руку. Вот они — шесть дюймов чувственной ткани, чтобы пробудить к жизни его плоть.
Она начала со ступней, поднялась к бедрам, тугим ягодицам, талии, позвоночнику, дразня его шею, уши, губы, наблюдая, как он извивается во сне, пытаясь ускользнуть от настойчивой щекотки.
Чудесно… как чудесно получить его в полную власть, видеть, как могучие бедра вжимаются в перину, как вздымается его ненасытная плоть.
Она снова провела концом кушака по его ягодицам, ногам и, едва он зашевелился, просыпаясь, нехотя улизнула из комнаты, не забыв захватить свечу, оставив его в полусознании, изнемогающим от желания и жадно вдыхающим слабый аромат дыма и греха.
Это было лишь первым шагом. На вторую ночь Дрю придумала кое‑что другое. Надела старый, немного переделанный корсет, который перед этим выкрасила в черный цвет и расшила гагатовыми бусинами. Корсет приподнимал обнаженные груди и облегал талию так туго, что бедра казались еще круглее и пышнее.
Правда, она вовсе не хотела, чтобы он ею любовался.
Нет, замысел ее был куда коварнее.
Необходимо обездвижить его.
Дрю подождала, пока в доме воцарится тишина и часы в гостиной пробьют половину второго. Потом снова поставила подсвечник на пол. На этот раз Корт лежал на спине.
Превосходно. Целых пять минут она не могла оторвать от него взгляда. Господи, как он прекрасен, особенно во сне!
Но не стоило зря тратить время.
Теперь предстояло самое сложное: осторожно привязать к его запястьям атласные ленты и прикрепить концы к кроватным столбикам, каждое мгновение рискуя, что он пробудится.
Но все обошлось. Ее пальцы были легче ветра, нежнее шепота. Она со всей осторожностью подняла над головой его левую руку и совершила задуманное. Как она и предполагала. Корт пошевелился, но Дрю успела метнуться на другую сторону, и вот уже его правая рука тоже оказалась в плену.
— Какого черта…
Он принялся вырываться, в тщетной надежде разорвать ленты, и, приподнявшись, налег всем огромным весом на тонкие путы. Но они выдержали. Дрю стояла в изножье кровати, наслаждаясь видом его бьющегося тела. Ей смертельно хотелось оседлать его бедра. Ласкать его потаенные местечки.
Она так и сделала. Взобралась на кровать и села верхом на Корта. Почувствовав прикосновение ее венерина холмика, он мгновенно застыл.
— Убирайся. Прочь отсюда!
Но она уже заранее решила не тратить время на уговоры, а действовать. Наконец‑то его тело в полном ее распоряжении, тем более что он вовсе не собирается овладеть ею.
