да членов комиссий, периодически совершавших набеги на 'Олимпию'.

И те и другие неизменно оседали в баре, откуда их приходилось выносить и развозить по домам. Что- что, а пускать пыль в глаза Стручок умел, и никто из проверяющих ни разу даже не заглянул в неприметный проход, начинавшийся сразу за душевыми. Такое расположение прохода было не слишком удобным для публики, но вполне устраивало хозяев: повернув вентиль в душевой, можно было в течение полутора минут выпустить всю воду из бассейна при сауне прямо в этот подземный проход, затопив его почти до потолка. Раз в год вентиль поворачивали для проверки работы системы, и каждый раз потом приходилось несколько часов подряд гонять насос, откачивая воду, так что амфитеатр и примыкающие к нему помещения были надежно укрыты от посторонних взглядов, не считая, конечно, этой дурацкой двери наверху, прорубленной по прихоти Стручка.

– Французов, Французов, – бормотал Стручок, идя подземным переходом. Вид у него был озабоченный. – Запоминающаяся фамилия. Где я мог ее слышать?

Кутузов в ответ только пожал плечами, уверенный, что у Стручка в голове просто зашевелился один из его тараканов, щекоча извилины и вызывая короткие замыкания. С натугой отвалив тяжеленную стальную дверь бывшего бомбоубежища, украшенную настолько, насколько вообще можно украсить подобную деталь интерьера и от этого ставшую похожей именно на то, чем она и была на самом деле, а именно – на размалеванную во все цвета радуги стальную гермодверь, он пропустил Стручка вперед и вошел следом, заперев дверь за собой и приветственно кивнув охраннику с бульдожьей физиономией и короткоствольным автоматом поперек похожего на надутый желудочными газами дирижабль брюха. Охранник кивнул в ответ, сохраняя каменное выражение лица.

Они прошли мимо забранного частой решеткой поверх пуленепробиваемого стекла окошка кассы, где озабоченные кассиры подсчитывали выручку, обменялись приветствиями с еще одним охранником и вошли в следующую дверь. Здесь опять стал слышен шум амфитеатра, похожий на прибой, и Кутузов подумал, как много звуков могут издавать каких-нибудь сто человек, если их как следует завести. Кутузов поманил охранника за собой и жестом указал ему на одну из нескольких дверей, выходивших в рекреацию. Гремя связкой ключей, охранник отпер замок и взялся за засов, но Стручок остановил его.

– Погоди, – сказал он. – Найди Быка, Урюка и Сипатого и пошли их сюда.

Охранник кивнул и исчез. Стручок закурил и привалился плечом к стене возле двери.

– Подождем, – сказал он.

Юрий Французов прошелся из угла в угол камеры, нервно похрустывая суставами пальцев. Помещение, в котором его заперли, не было тюрьмой в прямом смысле этого слова, но иначе, как камерой, назвать его было трудно. Это была узкая комнатушка без окон, сплошь из серого бетона, в которой не было никакой мебели, а только железная глухая дверь и голая электрическая лампочка, свисавшая с потолка на грязном витом шнуре.

Лампочка сильно обросла пылью, и свет ее, и без того слабенький, казался от этого совсем сумеречным.

Капитан понимал, что его заманили в примитивную ловушку, выйти из которой можно было только ногами вперед. Он понял это уже тогда, когда услышал в телефонной трубке срывающийся голос Ирины и, схватившись за распоротый ножом Смыка нагрудный карман, обнаружил, что лежавший там паспорт пропал. 'Недаром разведчики, уходя за линию фронта, всегда сдают документы и личные вещи старшине, – подумал он. – А ты, капитан, не разведчик, а самонадеянный лопух, которого только ленивый не проучит. Ты сам говорил, что непобедимых бойцов не бывает. Вот и настал твой черед упасть мордой в собачье дерьмо'.

Что бы он ни думал теперь, ничего нельзя было поделать с тем простым фактом, что, взявшись действовать на свой страх и риск, он невольно подставил под удар Ирину, дороже которой у него не было никого на всем свете. Он не имел понятия о планах захвативших его бандитов, но не сомневался, что в живых его не оставят: теперь он знал слишком много. Это его не очень волновало: капитан давно перешагнул через страх смерти, привыкнув к мысли о том, что он не вечен, но сознание того, что вместе с ним наверняка погибнет Ирина, заставляло его метаться по узкой камере, не находя себе места.

Усилием воли он заставил себя остановиться и начать думать. Информации для размышлений у него было предостаточно, вот только выводами поделиться было не с кем.

Он сел на холодный бетонный пол, привалившись спиной к такой же холодной и шершавой стене (бояться геморроя или радикулита в сложившейся ситуации следовало в последнюю очередь), и закурил. В пачке оставалось еще три сигареты, и Юрий решил не экономить.

Глупо трястись над куревом, когда не знаешь, сколько дней, часов или минут отделяют тебя от выстрела в затылок. То, что у него не отобрали сигареты и даже ключи от квартиры, не вселяло оптимизма: бандиты явно не считали его опасным, пока в их руках была Ирина, и наверняка не собирались надолго оставлять его в живых. Снаружи вдруг донеслись шаги и голоса. Слов было не разобрать.

В замке с громким шорохом провернулся ключ, но дверь осталась закрытой. Юрий бесшумно вскочил и, подойдя к двери, осторожно толкнул ее, но железная пластина не подалась ни на миллиметр. Видимо, с наружной стороны на ней имелся засов. Однако то, что кто-то отпер замок, могло означать только одно: его судьба должна была решиться в ближайшие минуты.

Он не стал возвращаться на свое место у стены, а остался стоять возле двери, настороженно прислушиваясь к доносившимся снаружи звукам. Связку ключей он зажал в кулаке, выставив из нее длинный винтовой ключ от нижнего замка, врезанного в дверь квартиры полгода назад, после того как кто- то пробовал взломать ее, не то действуя наугад, не то введенный кем-то в заблуждение. Он приготовился убивать, как только дверь откроется: терять было нечего.

Ждать пришлось не больше пяти минут. Лязгнул отодвигаемый засов, завизжали ржавые петли, и дверь медленно открылась. Капитан рванулся вперед, но остановился как вкопанный, увидев Ирину. Наброшенный на плечи чужой плащ не скрывал разорванного надвое платья и видневшейся из-под него наготы, волосы в беспорядке рассыпались по плечам, на левой щеке темнел похожий на тень птичьего крыла синяк, а глаза припухли и покраснели от слез. Увидев Юрия, она инстинктивно рванулась вперед, но стоявший рядом бандит с восточными чертами узкого лица грубо рванул ее за волосы и ткнул в висок стволом пистолета.

Всего, не считая Ирины и Французова, в помещении .было три человека: долговязый тип с восточными чертами лица, удерживавший Ирину, длиннорукий и вислоплечий бандит, который, глумливо поглядывая то на Ирину, то на Юрия, поигрывал милицейской дубинкой, и перекачанный амбал с тяжелыми, бычьими чертами лица, кожаная куртка которого едва не трещала по швам под напором выпирающих чудовищными буграми мышц.

Судя по всему, распоряжался здесь именно качок.

– Спокойно, козел, – сказал он. – Будешь дергаться, мы ее разложим прямо тут, при тебе. Ты как, порнушку смотреть любишь? А может, ты и сам поучаствуешь?

Юрий незаметно спрятал торчавший из кулака ключ в ладони. До бандита с пистолетом было не допрыгнуть, он все равно успел бы нажать на курок. В принципе, это не имело значения. Так или иначе, им с Ириной обоим суждено было погибнуть, но Французов давно привык действовать так, как научил его когда- то командир его батальона майор Рублев. 'Никогда не сдавайся, – говорил он, сидя на раскаленном камне так свободно, будто под ним было мягкое кресло, и экономными затяжками куря сигарету без фильтра. – Оцени обстановку, и, если со всех сторон глухие стены, выбери ту, в которой есть трещинка… Или это только тебе кажется, что она там есть… Короче, любую из четырех, и иди напролом, как будто перед тобой открытая дверь. Свернешь шею – значит, так тому и быть, хуже все равно не станет. Ну а вдруг да прорвешься?' Сейчас, когда выхода, похоже, и вправду не было, Юрий так явственно услышал голос комбата, что ему захотелось оглянуться по сторонам. Тогда у них тоже не было выхода, духи загнали их в ущелье, которое кончалось тупиком, и методично обстреливали из, минометов, кроша каменные стены над их головами и постепенно выбивая людей одного за другим. Прорваться через устье ущелья не было