открывавшаяся вовнутрь кабинета, уже захлопнулась, и он замер, ударившись плечами о светлое фанерованное полотно. Глаза его неотрывно следили за указательными пальцами Стручка, лежавшими на спусковых крючках. Пальцы дрогнули и синхронно нажали на спуск, но вместо грохота и дыма, которых ожидал уже распрощавшийся с жизнью Кутузов, раздался сдвоенный громкий хлопок, и он ощутил два мгновенных укола жгучей, но не смертельной боли, словно его одновременно укусили две осы: одна в лоб, а другая – в щеку, как раз под прикрывавшей правую глазницу аккуратной черной повязкой. Он еще не успел сообразить, что произошло, а Стручок уже разразился громким идиотским смехом, так бесившим Кутузова даже в более спокойные моменты его напряженной и полной нервотрепки жизни.

– Переорал? – давясь хохотом, спросил Стручок. – Переорал, хрен одноглазый! Ну, китайцы, ну, крутые ребята! Это ж не игрушки, а действующие модели в натуральную величину, с ними можно кого угодно на гоп-стоп брать!

Кутузов, до которого стало постепенно доходить истинное положение вещей, осторожно дотронулся кончиками пальцев сначала до щеки, а потом до лба. Лоб был влажный.

– Ну, ты мудак, – переводя дыхание, сообщил он Стручку. – Ну, ты, блин, и мудак. Дуркуешь, да? Других дел у тебя нету?

– Пиф-паф, – сказал Стручок, делая пистолетами движение, удачно имитирующее сильную отдачу, и Кутузов снова, в который уже раз, подумал, что у Стручка водится-таки под черепом пара-тройка тараканов. – Поговори у меня, я тебе быстро вторую фару разобью.

– Да ты и так ее почти разбил, – буркнул Кутузов, снова трогая щеку. – Что за шутки, в самом деле?

А если бы правда в глаз?

– Ну и что? – сваливая оба игрушечных пистолета в ящик стола, спросил Стручок, все еще время от времени хихикая. – Привыкать тебе, что ли?

– В том-то и дело, – понемногу начиная успокаиваться, сказал Кутузов, – что не привыкать. Третьего- то глаза у меня нету. Что это тебя на игры потянуло?

– Тренируюсь, – лучезарно улыбаясь, сообщил Стручок. – Давно думаю тебя замочить, когда ты без стука ко мне вломишься, да все боялся промазать. Надо было проверить, попаду или нет. Шутка, – рассмеялся он, заметив, что лицо Кутузова начинает понемногу наливаться нехорошим румянцем. – Это я своим спиногрызам купил. Пусть, значит, привыкают. В профессора им все равно не выбиться.

Кутузов осторожно кивнул. Сыновьям Стручка профессорство действительно не светило, но Стручок не любил это обсуждать. Иногда Кутузову казалось, что это происходит оттого, что сам Стручок был с небольшим, но порой вылезавшим наружу прибабахом.

– Привезли этого кренделя, который Смыка с его пацанами урыл, – сообщил Кутузов.

– Ну и как он? – оживляясь, спросил Стручок.

– Здоровый бычара, – сказал Кутузов, – накачанный.

– Культурист? – скривившись, как будто отведал неимоверной кислятины, уточнил Стручок.

– Какой культурист! – отмахнулся Кутузов. – Смог бы, по-твоему, культурист пятерых наших бойцов уделать? И притом голыми руками Все пятеро в больнице, рассказывают мусорам, как на них хулиганы напали, а у этого медведя ни царапины, только кулаки ободраны. Видел бы ты, во что он Моряка превратил!

– Моряк ему что-нибудь сказал? – резко подавшись вперед, поинтересовался Стручок.

– Хрен его знает, – пожал плечами Кутузов. – Моряк божится, что молчал как рыба.

– Врет, – убежденно сказал Стручок. – Знаю я эту рыбу: покажи ему кулак, расскажет все, что знает, да еще и присочинит для убедительности, чтоб наверняка пролезло.

– Факт, – согласился Кутузов, повалился в свободное кресло и закурил толстую кубинскую сигару. – Привет от Фиделя, – сказал он, выпуская к потолку облако синего дыма. – Хочешь?

– Терпеть не могу это дерьмо, – отказался Стручок, выковыривая из лежавшей на столе белой с золотом пачки сигарету и со щелчком откидывая крышечку зажигалки. – Моряка надо убирать, – сказал он невнятно, втягивая в себя дым. – Слишком гнилой. В нашем деле таких держать нельзя, я сто раз говорил.

– Это я тебе говорил, – возразил Кутузов, задумчиво жуя кончик сигары. – А ты кричал, что Моряк нам нужен.

– Правильно кричал, – не стал спорить Стручок. – Через него мы смогли бы контролировать этот его 'Атлет'. Надо было только дождаться, когда он сядет в кресло управляющего. Этот Ставров мне давно поперек глотки. Ни хрена не боится, сволочь старая, и денег не берет, козел.

– Ну вот, – сказал Кутузов. – А теперь ты говоришь – убрать.

– Теперь другое дело, – жестко сказал Стручок. – От того, что он все рассказал этому мужику, нам никакого вреда, но люди должны знать, что мы таких вещей не прощаем. И плевать я хотел на этот сраный 'Атлет'! – вдруг вызверился он. – Найдем, кем Моряка заменить, а не найдем – спалим это гнездо к чертовой матери, чтоб клиентуру не переманивали. Моряка надо убрать, – повторил он, – и как можно быстрее, пока его кто-нибудь не спросил, почему у него морда разбита. Он где?

– Да здесь, – пожав плечами, ответил Кутузов, – где же ему быть?

– Где, где, – передразнил Кутузова Стручок. – В земле, вот где. В могилке. И если твои козлы опять жмурика в Фонтанку вывалят, я тебе покажу, что не только из игрушечных пугачей стрелять умею.

– Ас этим бугаем что делать? – спросил Кутузов, благоразумно переводя разговор на другую тему.

– С этим, как его… Французовым, что ли? – переспросил Стручок. – Да тоже шлепнуть, конечно.

Ну, может быть, не сразу. Ты говоришь, он махаться может?

– Зверь, – подтвердил Кутузов. – Мы тут с Хряком прикинули хрен к носу… На нем можно неплохо подняться, если с умом.

– Вы хотите его использовать? – заинтересовался Стручок. – А как ты его заставишь?

– Так же, как заставил приехать туда, где его наши ребята подобрали. Баба его у нас, а он за ней кипятком писает.

– Вот баран, – удивился Стручок. – Баб, что ли, ему мало?

– Лох, – подтвердил Кутузов, – но дерется классно.

– Ладно, – сказал Стручок, – надо на него посмотреть. Кто у нас покрепче?

– Бык здесь, – ответил Кутузов, посасывая потухшую сигару. – Это как раз он его бабу привез.

– А кто с ним ездил? – спросил Стручок.

– Сипатый и Урюк.

– Отлично, – сказал Стручок. – Вот их и давай.

Он снова выдвинул ящик стола и вынул оттуда пистолет – на этот раз настоящий, ничего общего не имеющий с китайскими поделками, стреляющими разноцветными пластмассовыми шариками. Поднявшись с кресла, он затолкал 'ТТ' в карман брюк.

– Пошли, – сказал он и первым двинулся к выходу.

Вдвоем они прошли по коридору, миновав неприметную дверь, за которой сдержанно шумел амфитеатр. Внезапно негромкий шум голосов поднялся до торжествующего рева. Видимо, на арене кому-то крепко досталось. Кутузов подумал, что не худо было бы поставить на дверь дополнительную звукоизоляцию, а то и вовсе заложить ее кирпичом от греха подальше.

Если Стручку приспичит самолично понаблюдать за ходом поединка, пусть ходит, как все нормальные люди, через подвал. А с этим 'окном в Европу' недолго и погореть. Что бы там ни воображал о себе Стручок, сколько бы ни отстегивал направо и налево, менты – твари непредсказуемые, как бешеные собаки, и рисковать хорошо налаженным делом из-за того, что кое-кому лень каждый раз давать крюка через подвал, было просто глупо.

Лестница, которая вела в подвал, выглядела просто шикарно: денег на нее не жалели, как и на все остальное. В подвале располагалось несколько тренажерных залов, сауна, душевые, бар – все то, что в официальных документах именовалось спортивно-оздоровительным комплексом 'Олимпия'. Сюда можно было попасть с улицы, спустившись по обыкновенной, хотя и приведенной в относительный порядок: лестнице, бравшей начало в подъезде жилого дома по Московскому проспекту. Место было отличное, совсем недалеко от гостиницы 'Пулковская', и с клиентурой проблем не возникало. Скромная фанерная вывеска, приколоченная к кирпичной стене рядом с дверями подъезда, могла ввести в заблуждение разве что ментов