продолжал я тоном оскорбленной невинности. - Кто распускает обо мне такие нелепые слухи, если, конечно, таковые вообще существуют?
- Если все время якшаешься с личностями вроде Максима, люди поневоле начинают этому удивляться.
- Как же мне следует поступить?
- Расстанься с ним! - последовал немедленный ответ.
- Это приказ моего брата?
- Нет, это я тебе предлагаю. Твой брат обеспокоен твоим поведением, этого достаточно. Он прислал меня с тобой поговорить, что я и сделал.
- И ты удовлетворен?
- Меня очень трудно удовлетворить, благороднейший Юлиан, - улыбнулся Аэций. - Однако я передам цезарю, что ты регулярно посещаешь церковь и у Максима больше не занимаешься.
- Если это самый правильный образ поведения, я буду его придерживаться. - Эта расплывчатая фраза, кажется, удовлетворила Аэция. Друзья часто говорят мне, что из меня мог бы получиться неплохой адвокат.
Когда я провожал Аэция к выходу, он огляделся и спросил:
- Кто владелец этого дома?…
- Оривасий.
- Отличный врач.
- Нет ли крамолы в том, что я с ним дружу? - не удержался я.
- Лучшего общества для тебя не придумать, - вкрадчиво ответил Аэций. У выхода он на минуту остановился. - Твой брат никак не может понять, почему ты ни разу не посетил его в Антиохии. Он считает, что придворная жизнь тебя 'как следует отшлифует', - это его слова, а не мои.
- Боюсь, я не создан для жизни при дворе, тем более таком блестящем, как двор моего брата. Шлифовке я не поддаюсь, а политиков не выношу.
- Весьма мудрая брезгливость.
- И к тому же непритворная. Все, чего я хочу, - это учиться.
- Но с какой целью?
- С целью познать себя, зачем же еще?
- Ну конечно, зачем же еще? - Аэций сел в свой экипаж. - Будь предельно осторожен, благороднейший Юлиан. И запомни: у принцепса нет и не может быть друзей.
- Спасибо за совет, диакон.
Аэций уехал, а я вернулся в дом, где меня поджидал Оривасий.
- Ты все слышал? - Этого вопроса не стоило и задавать. У нас с Оривасием нет друг от друга тайн: он из принципа подслушивает все мои разговоры.
- Кажется, мы вели себя, мягко говоря, не слишком благоразумно.
Я угрюмо кивнул.
- Ничего не поделаешь. Полагаю, мне придется прекратить занятия с Максимом. По крайней мере, на какое-то время.
- И не забудь ему сказать, чтобы он прекратил болтать всем без разбора о своем знатном ученике.
Я тяжело вздохнул: уже тогда мне было известно, что Максим имеет склонность (сохранившуюся и поныне) использовать мое имя для обогащения. Принцепсы быстро к этому привыкают, и я отношусь к подобным вещам терпимо. По правде говоря, я даже рад, что мое имя помогает друзьям разбогатеть. Оривасий помог мне в этом разобраться, и я вовсе не жду, чтобы меня любили бескорыстно. Ведь и я люблю других не просто так, а за те знания, что они могут мне дать.
Раз ничто не бесплатно, всякому - его цену.
Я тут же вызвал секретаря и продиктовал письмо к Максиму с просьбой оставаться в Эфесе вплоть до особых распоряжений. Я также уведомил запиской епископа Пергамского, что желал бы в ближайшее воскресенье участвовать в богослужении в качестве чтеца.
- Ну и лицемер, - вырвалось у Оривасия, едва за секретарем закрылась дверь.
- Лучше быть живым лицемером, чем мертвым… э-э?… - Мне часто бывает трудно закончить афоризмы, точнее говоря, я начинаю их, не продумав до конца, - дурная привычка.
- Мертвым чтецом. Я слышал, Галл находится под большим влиянием Аэция. Это правда?
- Да, об этом поговаривают, к тому же Аэций его исповедник. Но кто в силах влиять на моего брата? - Я невольно понизил голос до шепота, так как Галл, страшась измены, стал не менее подозрителен, чем Констанций, и наводнил Антиохию шпионами.
В том, что Галл так переменился, я виню его жену Констанцию. Она была истинной сестрой своего венценосного брата и считала, что плести заговоры свойственно человеческой натуре. Мне не довелось видеть эту прославленную даму, но говорят, она была не менее жестока, чем Галл, однако во много раз умнее. К тому же Констанция была на редкость честолюбива, чего не скажешь о Галле. Ему вполне хватало титула цезаря Востока, но она желала, чтобы он обязательно стал императором, и для осуществления этого замыслила убийство родного брата. Ну а Галл… Столько лет прошло, а у меня все еще не поднимается рука написать о времени его правления.
Любопытно, что Юлиан избегал разговоров о Галле и со мной, и с другими приближенными. У меня была на этот счет своя точка зрения, и записки Юлиана ее лишний раз подтверждают: мне представляется, что Юлиан просто-напросто питал к своему брату противоестественную страсть. Он постоянно восхищается красотой Галла, и в то же время чувствуется, что это для Юлиана болезненная тема. Все это очень напоминает переживания отвергнутого влюбленного. Даже то, что для всех абсолютно очевидно, - врожденная жестокость Галла - Юлиану представляется чем-то мистическим. Он был просто наивен, и я не перестаю находить этому подтверждения. (Опять я повторяюсь; прости, что поделаешь - старость не радость!)
Честно говоря, из членов этого семейства мне наиболее симпатичен Констанций. Он был неплохим правителем. Мы склонны его недооценивать, так как он не блистал умом и от его религиозного фанатизма житья не было, и все же он неплохо управлял страной, особенно если вспомнить, какие ему приходилось преодолевать трудности; можно только удивляться, как он не скатился к тирании. Что до его ошибок, то грубейшие из них он допустил, имея самые благие намерения (пример - назначение Галла цезарем).
Обрати внимание: Юлиан безоговорочно возлагает всю полноту вины за чудовищные злодеяния Галла на Востоке на Констанцию. Мне же всегда казалось, что в этом они стоили друг друга. Но ты сам прошел через все эти ужасы, и кому, как не тебе, судить, кто из них более виноват.
- Ах да, - нахмурился Галл. - Так ты и есть тот самый тип, который учит, что Бога нет?
- Как я могу такому учить, цезарь? Мое сердце всегда открыто богу.
- Либаний просто восхитителен, цезарь. - Мелетию всегда доставляло удовольствие ставить меня в неловкое положение.
- Не сомневаюсь. - Тут Галл подарил меня такой ослепительной улыбкой, что я был просто потрясен. - Заходи ко мне как-нибудь, - сказал он на прощание. - Я сам займусь твоим обращением.
Несколько недель спустя я, к своему удивлению, получил приглашение явиться во дворец. Когда в назначенный час я прибыл, меня провели в большой зал, где на ложах бок о бок возлежали Галл и Констанция.
Посреди зала бились насмерть два нагих кулачных бойца. Оправившись от шока, испытанного при виде
