ведь на небесах должно быть такое же разнообразие, как и на земле, среди людей. Некоторые задаются вопросом: мы создали богов или они нас? Это старый спор: являемся ли мы все сновидением божества, или каждый из нас видит свой сон и создает свой мир? Хотя мы не можем знать наверняка, все наши чувства говорят нам: единая вселенная действительно существует и мы заключены в ней навеки. А теперь христиане желают загнать все многообразие мироздания со всеми его тайнами в жесткие рамки одного мифа, который считают окончательным, - нет, даже не мифа, ибо Назарей существовал во плоти, в то время как наши боги, которым мы поклоняемся, никогда не были людьми - это, скорее, природные силы и человеческие качества, облеченные в поэтическую форму для более легкого усвоения. С началом поклонения мертвому иудею поэзия умерла. Теперь взамен наших прекрасных легенд христиане предлагают полицейский протокол, живописующий биографию иудейского раввина-реформатора, и из этого сомнительного материала они надеются создать синтез всех известных религий мира, который провозглашают окончательным. Местных божков они превращают в святых. Они похитили наши празднества, обряды и таинства, особенно митраистские. Мы называем наших жрецов 'отцами', и вот христиане, в подражание нам, стали так именовать своих священников, они даже выстригают у них на макушке тонзуру, желая, очевидно, произвести на новообращенных впечатление знакомыми атрибутами религии, гораздо более древней, нежели их собственная. Они стали именовать Назарея 'спасителем' и 'исцелителем'. Почему? Да потому, что самый любимый наш бог - Асклепий, и мы именуем его 'спасителем' и 'исцелителем'.

- Да, но ведь у митраистов нет ничего похожего на христианские таинства, - вступил я в спор от лица дьявола-искусителя. - Как быть, например, с евхаристией - причастием хлебом и вином, о котором Христос сказал: 'Вкусивший от моего тела и крови удостоится жизни вечной'?

Максим улыбнулся.

- Я не выдам особой тайны, если скажу, что и у нас, митраистов, тоже есть символическая трапеза в память персидского пророка Заратустры. Тем, кто поклоняется Единому Богу и Митре, он сказал: 'Тот, кто вкусит от моего тела и крови, станет един со мною, а я с ним, и познает спасение'. Это сказано за шесть веков до рождения Назарея.

- Заратустра был человеком? - опешил я.

- Он был пророком и погиб в храме от руки врагов. Его последние слова перед смертью были: 'Да простит вам Бог, как прощаю я'. Воистину, нет такой святыни, которую бы галилеяне у нас не похитили. Чему посвящены их бесчисленные соборы? В первую очередь осмыслению всего того, что они позаимствовали из чужих религий. Тяжкий труд - не позавидуешь!

- Я читал Порфирия… - начал я.

- Тогда тебе уже известно, сколь богато противоречиями учение галилеян.

- А как быть с противоречиями эллинской веры?

- Между древними легендами неизбежно накапливаются противоречия, но ведь мы не воспринимаем эти легенды буквально; они - не более чем туманные откровения богов, а те, в свою очередь, - эманации Единого. Нам известно, что они нуждаются в толковании, которое может быть удачным, а может и нет. Между тем христиане считают книгу, написанную о Назарее через много лет после его смерти, непреложной истиной. Но и эта книга постоянно ставит их в тупик, и они вынуждены все время менять ее содержание. К примеру, в книге об Иисусе нигде не говорится о его божественном происхождении.

- Кроме Евангелия от Иоанна. - И я привел цитату: - 'И Слово стало плотью и обитало с нами'. - Как видите, пять лет службы чтецом в церкви не прошли для меня даром.

- Эту фразу можно толковать по-разному. Что именно заключено в понятии 'слово'? Неужели это и в самом деле, как сейчас толкуют. Святой дух, который к тому же еще Бог, а также Иисус? Но тогда мы вновь возвращаемся к трижды кощунственному учению о Троице, которое кое-кто называет 'истиной'. А это, в свою очередь, напоминает нам о некоем благороднейшем Юлиане, который также стремится познать истину.

- Да, я стремлюсь к истине… - Дым факелов наполнял пещеру. У меня кружилась голова, предметы теряли очертания, а все происходящее казалось нереальным. Если бы стены внезапно раздвинулись и над нами засияло ослепительное солнце, я бы ничуть не удивился, но в тот день Максим не прибегал к магии, он пустил в ход логику и факты.

- Ни одному человеку не дано убедить другого в том, что есть истина. Истина - это все, что нас окружает, но каждый познает ее своим путем. Какая-то крупица ее заключена в учении Платона, другая - в песнях Гомера, есть доля истины и в сказаниях об иудейском боге, если отвлечься от их самонадеянных притязаний. Истина открывается человеку лишь в соприкосновении с божественным - это откровение может быть даровано через посредство магии; поэзия - еще один путь к откровению. Бывает и так, что боги сами срывают пелену с наших глаз.

- Мои глаза не видят истины.

- Ты прав.

- Но мне известно, что я хочу познать.

- Это так, но стена перед тобою подобна тому зеркалу, сквозь которое ты хотел пройти.

Я пристально посмотрел ему в глаза:

- Максим, так покажи мне дверь, а не зеркало.

Он надолго умолк, а когда заговорил, то смотрел мимо меня на лицо Кибелы.

- Ты христианин…

- Я никто.

- Но ты обязан веровать в Христа, это вера всей твоей семьи.

- Я должен лишь делать вид, что верую, не более того.

- И тебя не пугает твое лицемерие?

- Еще страшней для меня неведение.

- Готов ли ты пройти через тайные обряды Митры?

- Это путь к истине?

- Да, один из путей. Если ты искренне желаешь попытаться, я покажу тебе дорогу. Но помни: я могу довести тебя только до двери, войдешь в нее ты один. У порога моя помощь кончается.

- А что будет, когда я войду?

- Ты познаешь, что такое смерть и второе рождение.