Как и во многих других случаях, Юлиану удалось спасти положение вдохновенной ложью. Мы все уже было решили, что переправа сорвана и первый десант погиб, как вдруг Юлиан указал на пять горящих судов и закричал что есть мочи:

- Корабли горят - это сигнал Виктора! Мы с ним так условились. Значит, они переправились успешно. Всем на корабли! Всем! - Он носился по берегу, одних уговаривал, другим приказывал, третьих просто заталкивал на сходни и сам прыгнул на первый корабль, когда тот уже отчаливал. Не знаю, как ему это удалось, но он заставил людей поверить себе. Своим возбуждением Юлиан сумел заразить всех, и, толпясь, люди кинулись на оставшиеся суда, а некоторые даже поплыли прямо на щитах. Уверенный, что их ждет полный разгром, я следил, как исчезает в ночном мраке римская армия.

На заре, к моему изумлению, мы заняли прибрежную полосу.

На следующий день мы с Максимом, а также жрецами и прочими людишками робкого десятка, устроившись поудобнее на берегу, наблюдали, как в театре, битву при Ктезифоне. Когда мы пожаловались на жару, нам принесли зонтики и вино. Словом, философам еще ни разу не удавалось с таким комфортом наблюдать великую битву между двумя империями.

Я сидел между Максимом и этруском Мастарой. Анатолия с нами не было: в тот день он предпочел храбро сражаться плечом к плечу с императором, хотя придворному совсем не обязательно сражаться. Его приготовления к бою стали мишенью наших бесконечных насмешек, особенно когда он попытался придать своему безнадежно добродушному лицу приличествующее случаю волевое выражение.

- Столько лет в коннице, - бросил нам Анатолий и небрежно подал конюху знак привести лошадь; при этом его круглый животик заколыхался под плохо пригнанными доспехами. Анатолий лихо вскочил в седло… и, перевалившись через коня, грохнулся на землю с другой стороны. У нас, чернильных душ, стремительность нашего собрата вызвала гомерический хохот, но Анатолий был непоколебим и поскакал во весь опор за своим государем в гущу битвы.

Сперва расположение войск было видно как на ладони. Персы выстроились полумесяцем между стенами Ктезифона и Евфратом. В авангарде у них стояла конница, затем пехота и, наконец, у самой городской стены возвышались, как цепь серых холмов, сто слонов. У каждого из них на спине была железная башенка, в которой сидели лучники.

Персидские конники носят очень удобные доспехи, состоящие из сотен соединенных особым образом маленьких железных пластинок, которые не только защищают все тело, но в то же время и не стесняют движений, поскольку облегают человека, как хламида. Их кони прикрыты от стрел кожаными попонами. Короче говоря, персидская конница в руках искусного полководца способна на многое, но, к счастью для нас, у персов в то время не было сколько-нибудь способных полководцев. Кроме того, в отличие от нашей постоянной армии, персидская представляет собой беспорядочную орду из рекрутов, наемников, вельмож и рабов, а в кризисные моменты на военную службу зачисляют всех способных носить оружие - вряд ли такую систему можно назвать удачной.

По пятам за конницей шла сомкнутым строем персидская пехота, прикрывшись обтянутыми сыромятной кожей плетеными прямоугольными щитами. В арьергарде между слонами находился сам великий визирь, а с городской башни битву наблюдали персидский царь и его придворные - точь-в-точь как мы, философы, сидевшие на складных стульях на этом берегу. Шапур был далеко, и нам его было не разглядеть, хотя Максим, разумеется, уверял, что отлично его видит.

- Понимаете, я необычайно дальнозорок. Шапур стоит слева от той башни, что вроде ворот. Видите голубой балдахин? Он как раз под ним, в алом халате. А рядом, должно быть, его сыновья - какие они еще молодые… - захлебывался он. На самом же деле вряд ли кому-либо из нас удалось разглядеть что-нибудь кроме размытых цветных пятен над стеной.

А вот Юлиан был отлично виден - он носился на коне взад и вперед вдоль фронта нашей наступающей армии. Его легко можно было узнать не только по белому коню и пурпурному плащу, но также по знамени с драконом, которое всюду за ним следовало.

Трубы сыграли сигнал к атаке, и наша пехота под громкий барабанный бой двинулась вперед в ногу строевым шагом, унаследованным еще от древних спартанцев: два коротких шага, пауза, два коротких шага, пауза - грозное зрелище! Даже Максима наступление римской армии заставило приумолкнуть. Издав громкий крик, наши застрельщики в первых рядах метнули копья в персидских конников, и вдруг обе армии исчезли! На мгновение я чуть было не подумал, что сработала магия Максима: на месте ста тридцати тысяч человек, освещенных ярким солнцем, теперь висело лишь огромное облако пыли, которое скрывало все. Из этого облака до нас доносились звуки труб и барабанов, боевые кличи, звон оружия, свист стрел.

Битва началась на заре и продолжалась до самого заката солнца. Через час этрускам наскучило разглядывать облако пыли, и они удалились якобы 'молиться о ниспослании победы', а сами устроились в финиковой роще неподалеку и принялись пьянствовать. Вообще эти этруски были не дураки выпить: одно из моих немногих веселых воспоминаний о персидском походе связано с каким-то важным религиозным обрядом, во время которого все пятеро оказались мертвецки пьяными. И смех и грех: они то и дело роняли священные сосуды и книги, а Мастара заплетающимся языком объяснял взбешенному Юлиану, что 'в нас вс-с-селился бог'.

Мы с Максимом следили за облаком пыли весь день. О ходе битвы можно было догадываться по его перемещению, а облако час за часом медленно двигалось к стенам Ктезифона. Персы отступали.

- Пятнадцатого июня мы вернемся в Таре, - внезапно произнес Максим; концом посоха он чертил на земле у наших ног таинственные знаки.

- Через три недели?

- Три недели? А что, разве осталось только три недели? - Он непонимающе на меня уставился. - Ну да, так оно и есть! Просто поразительно: так быстро покорить Персию! Это даже Александру было бы не под силу. Возможно, я и ошибся. - Он стал разглядывать пыль под ногами, а я ощутил острое желание сломать его дурацкий посох о его глупую башку.

- Да нет, все верно - ясно как день, что мы возвращаемся пятнадцатого июня. Надо сказать Юлиану, он так обрадуется… - И Максим бросил отсутствующий взгляд туда, где шла битва.

- Откуда ты знаешь, что император… - Я выделил титул голосом. Кроме Максима, никто из нас не называл Юлиана по имени. - Что император еще жив?

- Иначе и быть не может! Я только что тебе доказал: нам предстоит вернуться пятнадцатого июня! Вот, смотри: солнце в четвертом доме…

- А откуда ты знаешь, что мы выиграем сражение?

- Ну, Приск, ты меня просто удивляешь! Все яснее ясного: Шапуру суждено пасть, а нам вернуться домой с победой. Все это предрешено. Откровенно говоря, я с радостью предвкушаю возвращение к частной жизни. Я принял участие в походе только по настоянию Юлиана.

Максим продолжал болтать, а мои глаза были прикованы к стенам персидской столицы: я ждал исхода битвы. Незадолго до захода солнца ветерок разогнал пыль, и перед нами вновь предстали две армии - на сей раз в жуткой свалке у ворот.

Обезумевшие слоны, задрав хоботы и сверкая бивнями, беспорядочно бегали туда-сюда, топча и римлян, и персов. Я слышал, что персы применяют этих ужасных зверей для устрашения не только противника, но и своих солдат.

На закате городские ворота открылись, чтобы впустить персидскую армию. Наши преследовали ее. За несколько секунд армия персидского царя перестала быть армией и превратилась в обезумевшую от страха толпу, которая пыталась укрыться за городскими стенами. И тут стемнело.