бы он попытался треснуть меня по башке.

– Как вам нравится эта спальня рядом?

– Чрезвычайно, – сказал Ольс. – В определенном смысле я доволен, что этот щенок Тэйлор свалился с мола. Невелико было бы удовольствие послать его в газовую камеру за то, что он прикончил эту крысу.

Еще раз войдя в спальню, я задул черные свечи и, оставив их чадить, вышел и закрыл дверь. Когда я снова оказался в салоне, Ольс как раз ставил парня на ноги. Тот глядел на него сузившимися черными глазами, с застывшим бледным и холодным, словно кусок жира лицом.

– Идем, – сказал Ольс, беря его под руку так, словно брезговал им.

Я погасил лампы и вслед за ними вышел из дома. Мы расселись по машинам, и я поехал за Ольсом – два одинаковых сигнальных огня, плывущие вниз, к подножию длинного неровного холма. Я надеялся, что это моя последняя поездка по Лэйверн-террас.

Таггарт Уайльд, окружной прокурор, жил на углу Четвертой улицы и парка Лафайет в белом каменном доме, большом, как трамвайное депо, с красными кирпичными воротами, за которыми тянулся хорошо ухоженный газон, площадью в несколько акров. Это был один из солидных, старомодных домов, оставшихся в более современном окружении разрастающегося города. Уайльд происходил из старой калифорнийской семьи, жившей в Лос-Анджелесе, вероятно, еще тогда, когда город был всего лишь обычным поселком.

Возле дома стояли два автомобиля: большой черный лимузин и полицейская машина, в которой сидел, развалясь, водитель в мундире и курил сигарету. Ольс подошел к нему, сказал что-то и водитель стал наблюдать за парнем, сидевшим в машине Ольса.

Мы подошли к дому и нажали кнопку звонка у двери. Нам открыл аккуратно подстриженный мужчина и повел через холл и большой темный салон в еще один холл. Он постучал в дверь, широко распахнул ее и придержал, давая нам возможность пройти. Мы оказались в украшенном витражами кабинете, огромное открытое окно которого выходило в темный в этот час сад, с таинственно маячившими очертаниями деревьев. В окно лился запах цветов и влажной земли. На стенах висели темные картины, писанные маслом, стеллажи гнулись от тяжести книг. Здесь стояло также несколько удобных кресел, а над всем этим витал запах хороших, дорогих сигар.

Таггард Уайльд сидел за столом. Полный мужчина среднего возраста со светло-голубыми глазами, производившими впечатление добродушных, хотя в принципе таковыми не были. Перед ним стояла чашка черного кофе, в левой руке он держал чистыми, холеными пальцами тонкую сигару.

Возле стола в голубом кожаном кресле сидел мужчина с резко обозначенными чертами лица и спокойными глазами, худой, как щепка и отталкивающий, как владелец ломбарда. Гладкая кожа на его лице выглядела так, как будто он только что побрился. На нем был безукоризненно отглаженный коричневый костюм, а галстук заколот булавкой с черной жемчужиной. У него были тонкие длинные пальцы интеллектуала. Он казался готовым принять любой вызов.

Ольс пододвинул к столу стул и сел на него.

– Добрый вечер, мистер Кронджейгер. Это Филип Марлоу, частный детектив. Он как раз влип в неплохую историю, – улыбнулся он.

Кронджейг посмотрел на меня, не поздоровавшись. Он бесцеремонно разглядывал меня, как будто смотрел на фотографию. Наконец еле заметно кивнул.

– Садитесь, Марлоу, – сказал Уайльд. – Я попытаюсь выведать что-нибудь у капитана Кронджейгера, но вы ведь знаете, как это бывает.

Я сел и закурил. Ольс обратился к Кронджейгеру.

– Что вам стало известно об убийстве на Рэндолл-плэйс?

Кронджейгер согнул большой палец так, что что-то щелкнуло у него в суставе, и сказал, не поднимая глаз:

– Один труп, две пули. Два револьвера, из которых не стреляли. Внизу улицы блондинка, пытавшаяся уехать на машине, ей не принадлежавшей. Впрочем, ее собственная стояла рядом. Той же марки. Она вела себя очень истерично, поэтому мои люди арестовали ее. Во время допроса начала говорить. Она была в комнате, когда Броуди получил эти пули. Утверждает, что не видела убийцу.

– Это все? – спросил Ольс.

Кронджейгер приподнял брови.

– Это же случилось едва лишь час назад. Чего вы ожидаете? Фильма с заснятым убийством?

– Возможно, хотя бы силуэта убийцы, – заметил Ольс.

– Высокий молодой парень в кожаной куртке...

Если это можно назвать приметами.

– Он сидит в моей машине, – сказал Ольс. – На нем наручники. Марлоу уже уладил эту малочишку вместо вас. Вот его револьвер. – Ольс вынул из кармана оружие парнишки и положил на угол стола. Кронджейгер посмотрел на револьвер, не прикоснувшись к нему.

Уайльд кашлянул, принял более удобную позу в кресле и поднес к губам сигару. Потом он наклонился вперед, глотнул кофе из стоявшей перед ним чашки, вынул из внутреннего кармана сюртука шелковый платочек, вытер им губы и снова спрятал его в карман.

– С этим связаны еще два убийства, – сказал Ольс, пощипывая кожу на кончике подбородка.

Капитан Кронджейгер замер. Его глаза превратились в два стальных острия.

Ольс продолжал:

– Вы слышали о машине с мертвым парнем внутри, вытащенной из воды сегодня утром?

– Нет, – сказал Кронджейгер. Его лицо все еще имело то же отталкивающее свирепое выражение.

– Убитый был шофером в одной очень богатой семье, – пояснил Ольс. -Их шантажировали из-за делишек одной из дочерей. Прокурор Уайльд порекомендовал этой семье мистера Марлоу. Марлоу здорово рисковал во всем этом деле, мистер Кронджейгер.

– Преклоняюсь перед частными детективами, которые в делах такого рода здорово рискуют, – проворчал Кронджейгер. – Вам не следует представлять все это так чертовски скромно, Ольс.

– В самом деле? – спросил Ольс. – Я вовсе не собираюсь быть таким чертовски скромным. Не так уж часто мне представляется случай быть чертовски скромным перед лицом городской полиции. Вообще-то я трачу слишком много времени на то, чтобы направлять ваши шаги и чтобы ваши подчиненные случайно не поломали себе ноги!

У Кронджейгера побелели ноздри. Он дышал с присвистом, прекрасно слышимым в тихой комнате. Необычно тихо он сказал:

– Вам не следует учить моих людей, что они должны делать, умник.

– О! В этом мы еще убедимся, – ответил Ольс. – Шофер, о котором я говорил, и который затонул у Лидо, прошлой ночью застрелил человека. На вашей территории, капитан. Человека по имени Гейгер, владельца заведения с порнографической литературой, находящегося на одной из главных улиц Голливуда. Гейгер жил вместе с юношей, сидящем в моей машине. Это значит, жил с ним, чтобы уж вам все было ясно.

Кронджейгер серьезно взглянул на Ольса.

– Похоже, все это дело может разрастись в очень неприятный скандал, -сказал он.

– По собственному опыту знаю, что в неприятные скандалы разрастается большинство дел, которые ведет полиция, – проворчал Ольс и обратил в мою сторону свои встопорщенные брови. – Ваше время для сообщения, мистер Марлоу. Расскажите об этом.

Я рассказал.

Однако я упустил два момента, сам не знаю почему. Визит Кармен на квартиру Броуди и послеполуденный визит Эдди Марза в дом Гейгера. Остальные события я изложил точно так, как они происходили.

Капитан Кронджейгер ни на минуту не спускал с меня взгляда. Но никакое чувство не изменило выражения его лица пока длился мой рассказ. Уайльд тоже молчал. Время от времени он выпускал дымок из своей сигары и подносил к губам чашку кофе. Ольс с интересом смотрел на свой большой палец.

Капитан Кронджейгер откинулся в кресле, закинул ногу на ногу и сжал нервные пальцы на колене. Его худое лицо искривилось в угрюмой гримасе. Он обратился ко мне убийственно вежливо:

– Так, значит, ваш героизм состоял в том, что вы не сообщили полиции об убийстве, случившемся ночью, а затем хранили молчание на протяжении следующего дня, что в результате привело к тому, что малыш Гейгера имел возможность совершить сегодня вечером очередное убийство?