граничащая с безумием, точно вывернула сердце наизнанку, мясом наружу, чтобы показать настоящую боль безответных чувств.
Все время хотелось расплакаться, но слезы кончились, они как будто заледенели там — внутри. И всякий раз, когда обжигающее тепло должно было подступать к глазам, она чувствовала лишь сухое холодное покалывание, как будто под веками засели крохотные осколки.
Девушка протянула руку к телефону и после недолгих колебаний взяла его. Сколько раз она в смелом порыве уже хватала сотовый, дожидалась первого гудка, бывало — второго, и тут же отключалась.
В животе затрепетало, дыхание от волнения сбилось, стоило только представить, что с минуты на минуту может услышать Его голос, как голова начинала бешено кружиться, в глазах темнело, пальцы, сжимающие телефон, сводило.
Катя перевела дыхание, нашла в телефонной книге нужный номер, откинулась на постель и нажала «Соединить».
Гудок… за ним еще один и еще. Послышался тихий щелчок, и тут девушка поняла — она не придумала, что собирается сказать. От ужаса сердце подскочило, забившись где-то в горле, перекрыв, как кислород, так и дорогу словам, хоть каким-нибудь.
Секунды соединения бежали друг за другом, но в трубке молчали. Наконец равнодушный голос поинтересовался:
— У тебя неприятности?
Катя распахнула глаза и тут же их зажмурила.
«Какой же нужно быть дурой!..» — подумала она, и ее охватила злость, заставившая выпалить:
— Под моим окном кто-то ходит!
Лайонел долго молчал, потом задумчиво протянул:
— Ну хорошо, — и отключился.
Девушка вскочила и, глядя на телефон, выдохнула:
— Он меня убьет. — Другой рукой она все еще прижимала к себе книгу по истории. Пару секунд никак не могла сообразить, что нужно отложить. В итоге все бросила на кровать, а сама подскочила к окну и настежь распахнула его.
Снег вихрем ворвался в комнату, по-весеннему влажный воздух наполнил легкие, ласково окутал лицо, шею, добрался по волосам до затылка и холодком пробежал по спине.
Катя стояла, не двигаясь, всматривалась в летящие за окном снежинки, то считала их, то мысленно выстраивала предстоящий разговор. Все слова, какие она только знала, казались неубедительными, серыми и бессмысленными.
Медленно текли минуты, в комнате стало холодно. В дверь постучала мама.
— Это ты сквозняк устроила?
Девушка обернулась, но ручка уже перестала дергаться, а мать, бормоча: «Ладно, закрою форточку на кухне», ушла.
Когда Катя вновь повернулась к окну, то вздрогнула от неожиданности. На подоконнике в черном пальто, из-под которого торчала нежно-розовая рубашка, сидел Лайонел. Под ледяным взглядом девушка поежилась.
Молодой человек поднялся и встал перед ней. Какое-то время он смотрел ей в глаза, затем отчеканил:
— Лгунья.
Заготовленные речи позабылись, щеки обожгло, как горячим воском. Катя не сразу поняла, что произошло. Лайонел отшатнулся. Ее лицо, шея горели, а перед глазами все расплывалось от дрожащих на ресницах слез.
— Я умираю без тебя! — прошептала она.
Он же гневно прищурился. Лед в глазах заострился.
— А цвет лица ничего, живенький такой, — насмешливо улыбнулся молодой человек.
Не очень-то было похоже, что он испытывал хотя бы долю симпатии.
Устав от его молчания, Катя промолвила:
— Как-то ты сказал, что я не могу сделать тебе больно…
Он не ответил, и она с тихим вздохом продолжила:
— Тогда я попросила Вильяма стать у меня первым только для того, чтобы ты был вторым. Я думала, так ты запомнишь меня в веренице своих прекрасных любовниц.
— Я запомнил, — равнодушно произнес Лайонел. Его лицо ничего не выражало, а спокойствие пугало.
Они смотрели друг на друга и молчали.
Катя первой отвела взгляд.
— У меня не получилось, — она нервно усмехнулась, — глупо, и я глупая. Как ты сказал: «Не может же она быть абсолютной пробкой»? Хм…
— Я тебя недооценил, — холодно заметил молодой человек. — Интересно, как мой ангельский брат согласился участвовать в этом?.. Но надо отдать ему должное — он прекрасно сыграл свою роль.
Девушка ощутила, как краснеет.
Лайонел зло улыбнулся:
— Роль дается лучше, если чувства истинные, не так ли?
— Да, — придушенно созналась Катя и поспешно добавила: — Вильям, конечно, меня презирает за то, что я сделала.
— Конечно, — издевательски закивал Лайонел.
— Он изначально был не в восторге, говорил — играть на чувствах мерзко. — Девушка скользнула взглядом по стопке музыкальных дисков. — Предупреждал, что тебе не будет больно, а я…
— Ты добилась своего. — Молодой человек приблизился к ней почти вплотную. — Души нет, но что-то болит. Забавно, да?
— Нет, совсем нет. — Катя моргнула, чтобы стряхнуть с ресниц слезы, и положила руки ему на грудь. Он не шелохнулся, не сделал попытки ее обнять, просто смотрел.
— А что дальше? — поинтересовался Лайонел. — Спасибо Вильяму, ты ворвалась в мою жизнь, ты добралась до моих мыслей, устроилась в моем сердце, предположим, отыскала тень моей души… — Золотистые ресницы дрогнули. — Сделав больно мне, ты не учла одного: я переживу, у меня нет выхода. А ты?
Девушка шагнул к окну, залезла на подоконник и, держась за раму, ответила:
— А я нет. Я не хочу без тебя жить!
— Капризная, глупая, эгоистичная лицемерка! Ты этого не сделаешь! — процедил сквозь зубы молодой человек, искоса наблюдая за ней.
На плечи, руки падали снежинки, Катя посмотрела вниз на бетонные плиты, освещенные желтым светом с окон первого этажа, и сердце замерло.
— Если ты уверен, что я тебе не нужна… — Собственные слова показались ужасно глупыми; если бы не стояла на краю подоконника, она нашла бы в себе силы посмеяться в последний раз.
Лайонел не сводил с нее горящих холодным огнем глаз.
— Тебе духу не хватит, — после томительной паузы изрек он.
— Хватит, — улыбнулась Катя и покачнулась на носках. Молодой человек чуть подался вперед, но остался на месте, уголки губ раздраженно опустились.
— Между тобой и мной всегда будет стоять Вильям, ты сама так решила!
— А не реши я так, не было бы между тобой и мной ничего, совсем.
— Замкнутый круг, — развел Лайонел руками.
— Ты можешь разомкнуть его! — Девушка отпустила оконную раму и протянула ему руку.
Молодой человек покачал головой.
— Путь упрямства — короток.
Катя безжизненно уронила руку и, пробормотав: «Говори себе это почаще!», сделала шаг назад. Мгновение свободного полета хватило, чтобы подумать о весне, которая уже не наступит, и увидеть тень, метнувшуюся из распахнутого окна комнаты.